|
Е. Е. Шведе
Первая русская антарктическая экспедиция 1819—1821 гг.
Первые три десятилетия XIX вознаменовались
многочисленными русскими кругосветными плаваниями, большая часть
которых была вызвана наличием русских владений на Алеутских
островах, Аляске и граничащих с ней побережьях Северной Америки.
Эти кругосветные путешествия сопровождались крупнейшими
географическими открытиями на Тихом океане, поставившими нашу Родину
на первое место среди всех других государств в области тихоокеанских
исследований того времени океанографической науки вообще. Уже во
время первых семи русских кругосветных плаваний — И. Ф. Крузенштерна
и Ю. Ф. Лисянского на кораблях «Нева» и «Надежда» (1803—1806), В. М.
Головнина на шлюпе «Диана» (1807—1809), М. П. Лазарева на корабле
«Суворов» (1813—1816), О. Е. Коцебу на бриге «Рюрик» (1815—1818), Л.
А. Гагемейстера на корабле «Кутузов» (1816—1819), 3. И. Понафидина
на корабле «Суворов» (1816—1818) и В. М. Головнина на шлюпе
«Камчатка» (1817—1819) —были исследованы обширные районы Тихого
океана и сделаны многочисленные открытия новых островов.
Однако
оставались еще совершенно неизученными ни русскими, ни иностранными
экспедициями обширные пространства трех океанов (Тихого, Индийского
и Атлантического) к югу от Южного полярного круга, в то время
объединявшиеся под общим наименованием Южного Ледовитого океана, а
также самая юго-восточная часть Тихого океана.
Многие
иностранные экспедиции XVIII в. стремились, плавая в этих водах,
достичь берегов таинственного материка Антарктиды, легендарные
сведения о существовании которого были распространены в
географической науке еще с древних времен. Открытию южного материка
в значительной мере было посвящено и второе кругосветное плавание
(1772— 1775) английского мореплавателя капитана Джемса Кука. Именно
мнение Кука, доказывавшего в отчете о своем втором плавании, что
Антарктиды или не существует, или что ее достичь вообще невозможно,
служило причиною отказа от дальнейших попыток открыть шестую часть
света, почти полвека вплоть до отправления русской антарктической
экспедиции Беллинсгаузена — Лазарева.
Кук, решительно отрицая
наличие южного материка, писал: «Я обошел океан южного полушария в
высоких широтах и отверг возможность существования материка, который
если и может быть обнаружен, то лишь близ полюса в местах,
недоступных для плавания» *(1). Он считал, что положил конец дальнейшим поискам южного материка, являвшегося у географов того времени излюбленной темой для рассуждений. В своем послесловии Кук говорит: «Если бы мы открыли материк, мы безусловно в большей степени смогли удовлетворить любопытство многих. Но мы надеемся, что то обстоятельство, что мы его не нашли после всех наших настойчивых исследований, оставит меньше возможности для будущих умозрений (спекуляций) относительно неведомых миров, еще подлежащих открытию» *(2). Подчеркнув успешность
экспедиции во многих других отношениях. Кук заканчивает свой труд
следующими славами: «уже одного этого будет довольно, чтобы во
мнении благожелательных людей считать наше путешествие
замечательным, особенно после того, как диспуты о южном континенте
перестанут привлекать к себе внимание философов и вызывать у них
разногласия» *(3).
Таким образом, роковая ошибка Кука имела
своим следствием то, что в конце XVIII и в начале XIX в.
господствовало убеждение, что Антарктиды вообще не существует, а
все районы, окружавшие Южный полюс, представлялись тогда на карте
«белым» пятном. В таких условиях была задумана первая, русская
антарктическая экспедиция.
ПОДГОТОВКА ЭКСПЕДИЦИИ
Составление плана экспедиции. Трудно сказать, у кого
зародилась первая мысль об этой экспедиции и кто явился ее
инициатором. Возможно, что идея эта зародилась почти одновременно у
нескольких наиболее выдающихся и просвещенных русских мореплавателей
того времени — Головнина, Крузенштерна, и Коцебу.
В архивных
документах первые упоминания о проектируемой экспедиции встречаются
в переписке И. Ф. Крузенштерна с тогдашним русским морским министром
маркизом де-Траверсе (Головнин в то время находился в кругосветном
плавании на шлюпе «Камчатка», из которого он вернулся уже после
ухода антарктической экспедиции из Кронштадта).
В письме своем от 7 декабря 1818 г., первом по времени документе, касающемся данной экспедиции, Крузенштерн, в ответ на сообщение о намеченной посылке русских кораблей к южному и северному полюсам, просит у Траверсе разрешения представить свои соображения об организации такой экспедиции *(4).
После этого морской министр поручил
составление записок об организации экспедиции как Крузенштерну, так
и целому ряду других компетентных лиц, в том числе представителю
старшего поколения русских мореплавателей
— знаменитому гидрографу вице-адмиралу Гавриле Андреевичу Сарычеву *(5). Среди архивных документов
имеется также записка «Краткое обозрение плана предполагаемой
экспедиции» *(6), не имеющая подписи, но, судя по ссылкам на опыт только
что вернувшегося из кругосветного плавания брига «Рюрик» (пришел в
Петербург 3 августа 1818 г.), принадлежащая перу командира
последнего — лейтенанту О. Е. Коцебу. По некоторым данным можно
полагать, что записка Коцебу является наиболее ранней из всех и она
предусматривает посылку из России только двух кораблей, причем
разделение их намечалось у Гавайских островов, откуда один из
кораблей должен был пересечь Тихий океан на запад — к Берингову
проливу, второй — на восток, с целью попытаться приблизиться к Южному
полюсу.
31 марта 1819 г. Крузенштерн послал морскому министру из
Ревеля свою обширную записку на 14 страницах, при сопроводительном
письме *(7). В письме Крузенштерн заявляет, что при его «страсти» к
подобного рода путешествиям, он сам просил бы поставить его во
главе экспедиции, однако этому препятствует серьезная болезнь глаз,
и что он готов составить для будущего начальника экспедиции
подробную инструкцию. В своей записке Крузенштерн касается двух
экспедиций — к Северному и к Южному полюсам, причем каждая из них
включает по два корабля. Особенное внимание он, однако, уделяет
экспедиции к Южному полюсу, о которой он пишет: «Сия экспедиция,
кроме главной ее цели — изведать страны Южного полюса, должна
особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине
Великого океана и пополнить все находящиеся в оной недостатки, дабы
она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в
сем море». Это свое замечание Крузенштерн заключает следующими
словами, полными патриотизма и любви к Родине и стремления к ее
приоритету: «Славу такого предприятия не должны мы допускать отнять
у нас; она в продолжении краткого времени достанется непременно в
удел англичанам или французам». Поэтому Крузенштерн торопил с
организацией этой экспедиции, считал «сие предприятие одним из
важнейших, кои когда-либо предначинаемы были... Путешествие,
единственно предпринятое к обогащению познаний, имеет, конечно,
увенчаться признательностью и удивлением потомства». Однако он все
же «после строгого обдумывания» предлагает перенести начало
экспедиции на следующий год, для более тщательной подготовки ее.
Морской министр остался неудовлетворенным целым рядом предложений
Крузенштерна, в частности относительно отсрочки экспедиции на год и
раздельного выхода обеих экспедиций из Кронштадта (министр настаивал
на совместном следовании всех четырех кораблей до определенного пункта и последующего их разделения по маршрутам).
Правительство всячески торопило с организацией экспедиции и
форсировало ее выход из Кронштадта. В своей записке Крузенштерн
намечал и начальников обеих «дивизий», направляемых к Южному и
Северному полюсам. Наиболее подходящим начальником «первой
дивизии», предназначенной для открытий в Антарктике, Крузенштерн
считал выдающегося мореплавателя капитана 2-го ранга В. М.
Головнина, но последначальником «второй дивизия», шедшей в Арктику,
он намечал О. Е. Коцебу, своим плаванием в северных широтах на
«Рюрике» доказавшем его выдающиеся качества мореплавателя и
ученого моряка. Ввиду отсутствия Головнина, Крузенштерн предлагал
взамен назначить своего бывшего соплавателя капитана 2-го ранга Ф.
Ф. Беллинсгаузена, командовавшего тогда одним из фрегатов на Черном
море. По этому поводу Крузенштерн писал: «Наш флот, конечно, богат
предприимчивыми и искусными офицерами, однако из всех тех, коих я
знаю, не может никто, кроме Головнина, сравняться с Беллинсгаузеном» *(8).
Правительство, однако, не последовало этому совету, и
начальником первой дивизии был назначен ближайший помощник
Крузенштерна по кругосветной экспедиции на корабле «Надежда» —
капитан-командор М. И. Ратманов, а начальником второй —
капитан-лейтенант М. Н. Васильев. Ратманов, незадолго до своего
назначения потерпевший кораблекрушение у мыса Скагена при
возвращении из Испании, находился в Копенгагене и здоровье его было
в расстроенном состоянии. Он просил по этому случаю не посылать
его в дальнее плавание, и, в свою очередь, выдвинул кандидатуру
Ф. Ф. Беллинсгаузена.
Выбор кораблей. Как уже отмечалось, по
желанию правительства обе экспедиции снаряжались в весьма спешном
порядке, ввиду чего в состав их были включены не специально
построенные для плавания во льдах парусные корабли, а находившиеся в
постройке шлюпы, предназначавшиеся для отправления в обычные
кругосветные плавания. Первая дивизия состояла из шлюпов «Восток» и
«Мирный», вторая из шлюпов «Открытие» и «Благонамеренный». Основные
данные этих шлюпов приведены в табл. 1.
Таблица 1
Основные данные шлюпов «Восток» и «Мирный»
Наимено-
вания
шлюпов |
Водо-
изме-
щение, т |
Размеры |
Число орудий |
Даты постройки |
Место постройки |
Имя
строителя |
длина,
м |
ширина,
м |
углуб. ср.,
м |
глубина ин-
трюма, м |
за-
клад- ка |
спуск
на воду |
«Восток»
«Открытие» |
900 |
39,5 |
10 |
4,4 |
5,2 |
28 |
1817 г. |
1818 г. |
Петербург,
Охтенская верфь. |
Стоке
Стоке |
«Мирный»
«Благона-
меренный» |
530 |
36,5 |
9,1 |
— |
— |
20 |
1816 г. |
1818 г. |
Лодейное
поле |
Колодкин
Курепанов |
|
В отношении однотипного
с «Востоком» шлюпа «Камчатка» В. М. Головнин пишет *(9): «Морское
ведомство определило нарочно построить для предназначенного
путешествия военное судно по фрегатскому расположению, с
некоторыми только переменами, кои были необходимы по роду службы,
судну сему предстоящей»; в другом месте он говорит, что «величиною
сей шлюп равнялся посредственному фрегату» *(10). М. П. Лазарев в
письме к своему другу и бывшему соплавателю А. А. Шестакову
отмечает, что «Восток» был построен по плану прежних фрегатов
«Кастор» и «Поллукс» (постройки 1807 г.), но с тою разницею, что на
нем верхняя палуба была сплошная, без разрезных шкафутов. Лазарев
считал, что «судно, сие вовсе неудобное к такому предприятию по
малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для
команды» *(11). Шлюп «Восток» (как и целая серия однотипных шлюпов
«Камчатка», «Открытие», «Аполлон») был построен корабельным
инженером В. Стоке (англичанином на русской службе) и на практике
оказался мало удачным. Беллинсгаузен сетует на то, что морской
министр признал выбор этого шлюпа удачным только потому, что
однотипный шлюп «Камчатка» уже находился в кругосветном плавании с
В. М. Головкиным, между тем как последний в уже цитированном своем
труде жалуется на не вполне удовлетворительные мореходные качества
своего шлюпа. Беллинсгаузен неоднократно останавливается на целом
ряде конструктивных недостатков шлюпа «Восток» (излишняя высота
рангоута, недостаточная прочность корпуса, плохой материал,
небрежная работа) и прямо обвиняет Стоке в наличии этих
недостатков. Так, по поводу неисправности румпеля он пишет:
«неблагонадежность румпеля
доказывает нерадение корабельного
мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества,
подвергал нас гибели» *(12). В другом месте, по поводу недостаточной
высоты комингсов люков на верхней палубе, он бросает Стоке обвинение
в отрыве от практики. «Таковые и другие встречающиеся ошибки в
построении происходят более от того, что корабельные мастера
строют корабли, не быв никогда сами в море, и потому едва ли одно
судно выйдет из их рук в совершенстве» *(13). Шлюп «Восток» был построен
из сырого соснового леса и не имел никаких особых скреплений, кроме
обыкновенных; подводная часть была скреплена и снаружи обшита
медью, причем эти работы были выполнены уже в Кронштадте русским
корабельным мастером Амосовым. Корпус шлюпа «Восток» оказался
слишком слабым для плавания во льдах и в условиях непрерывной
штормовой погоды и его приходилось неоднократно подкреплять,
перегружать все тяжести в трюм, ставить дополнительные крепления и
уменьшать площадь парусности. Несмотря на это, к концу плавания
«Восток» сделался так слаб, «что дальнейшие покушения к зюйду
казались почти невозможными. Беспрестанное отливание воды изнуряло
людей чрезвычайно... Гниль показалась в разных местах, притом и
полученные от льдов толчки принудили капитана Беллинсгаузена
оставить поиски слишком месяцем прежде и думать о
возвращении» *(14). «Шлюп имел сильное движение, вадервельсовые пазы,
при каждом наклонении с боку на бок, чувствительно раздавались» —
пишет Беллинсгаузен 1 декабря 1820 г. *(15) Шлюп даже не имел
дополнительной («фальшивой») наружной обшивки *(16), чего требовал при
подготовке к экспедиции М. П. Лазарев, наблюдавший за снаряжением
обоих шлюпов ввиду того, что назначение Беллинсгаузена состоялось
лишь за 42 дня до выхода экспедиции из Кронштадта.
Несмотря на
такие неудовлетворительные конструктивные и мореходные качества
шлюпа, русские военные моряки с честью выполнили сложное задание и
полностью завершили обход всего антарктического водного
пространства. Беллинсгаузену неоднократно приходилось раздумывать
над вопросом, следует ли на столь поврежденном корабле все снова и
снова форсировать ледяные поля, но каждый раз он находил «одно
утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам» *(17) и неуклонно
и твердо вел свои корабли к намеченной цели.
Зато прекрасные
мореходные качества показал второй шлюп — «Мирный», построенный
русским корабельным мастером Колодкиным в Лодейном поле. Вероятно,
проект этого корабля был составлен замечательным русским
корабельным инженером И. В. Курепановым, который строил в Лодейном
поле однотипный шлюп «Благонамеренный» (всего построил за свою
службу 8 парусных линейных кораблей, 5 фрегатов и много мелких
судов); Колодкин был только исполнителем этого проекта. Шлюп
«Мирный» имел значительно меньшие размеры, и первоначально числился
в списках флота в качестве транспорта «Ладога». Он был несколько
перестроен, чтобы придать ему внешний вид военного корабля. Кроме
того, командир его, прекрасный практик морского дела лейтенант М. П.
Лазарев, приложил много стараний в подготовительный период перед
отправлением в дальнее плавание, чтобы улучшить мореходные качества
этого шлюпа (он был снабжен второй обшивкой, сосновый руль был
заменен дубовым, были поставлены добавочные крепления корпуса,
такелаж был заменен более прочным и т. д.), построенного, правда, из
хорошего соснового леса с железным креплением, но рассчитанного для
плавания в Балтийском море. М. П. Лазарев дает положительную оценку
своему шлюпу: однотипные «Мирный» и «Благонамеренный», по его
словам, «оказались впоследствии самыми удобнейшими из всех прочих
как по крепости своей, так вместительности и покою: один лишь
недостаток против «Востока», и «Открытия» был ход», и далее:
«своим же шлюпом я был очень доволен», и «стоя в Рио-де-Жанейро,
капитан Беллинсгаузен почел за нужное для скрепления «Востока»
прибавить ещё 18 книц и стандерсов; «Мирный» же ничем не жаловался» *(18). И Беллинсгаузен и Лазарев неоднократно сетуют на то
обстоятельство, что в обе дивизии были включены по два совершенно
разнотипных корабля, значительно друг от друга отличающиеся по
скорости хода. Беллинсгаузен пишет по поводу переименования
транспорта «Ладога» в шлюп «Мирный»: «не взирая на сие
переименование, каждый морской офицер видел, какое должно быть
неравенство в ходу с шлюпом «Востоком», следовательно, какое будет
затруднение оставаться им в соединении и какая от сего
долженствовала произойти медленность в плавании» *(19).
Лазарев
выражается более резко: «для чего посланы были суда, которые должны
всегда держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходу,
что один должен беспрестанно нести все лисели и через то натруждать рангоут, пока сопутник ело несет паруса весьма малые и
дожидается? Эту загадку предоставляю тебе самому отгадать, а я не
знаю» *(20). А загадка разрешалась малой морской опытностью тогдашнего
морского министра Траверсе, приведшего сначала Черноморский флот,
которым он командовал, а затем и весь русский флот к упадку по
сравнению с предшествующим блестящим периодом Ушакова и Сенявина, и
последующим, не менее славным, периодом Лазарева, Нахимова и
Корнилова.
Лишь благодаря изумительному морскому искусству М. П.
Лазарева шлюпы ни разу не разлучались за все время плавания,
несмотря на исключительно плохие условия видимости в антарктических
водах, темные ночи и непрерывные штормы. Беллинсгаузен, представляя
еще в пути из Порт-Жаксона командира «Мирного» к награждению,
особенно подчеркивал именно это неоценимое качество М. П. Лазарева.
КОМПЛЕКТОВАНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ ЛИЧНЫМ СОСТАВОМ Еще
И.Ф.Крузенштерн писал о подборе личного состава для первой русской
кругосветной экспедиции *(21): «Мне советовали принять несколько и
иностранных матрозов; но я, зная преимущественные свойства
Российских, коих даже и английским предпочитаю, совету сему
последовать не согласился. На обоих кораблях, кроме ученых Горнера,
Тилезиуса и Либанда, в путешествии нашем ни одного иностранца не
было». На кораблях же Беллинсгаузена и Лазарева вообще не было ни
одного иностранца. Это обстоятельство подчеркивает участник
экспедиции профессор Казанского университета Симонов, который в
своем слове, произнесенном на торжественном заседании в этом
университете в июле 1822 г., заявил, что все офицеры были русские,
и, хотя некоторые из них носили иностранные фамилии, но «будучи дети
российских подданных, родившись и воспитавшись в России, не могут
быть названы иностранцами» *(22). Правда, по приглашению русского
правительства на корабли Беллинсгаузена, при стоянке их в
Копенгагене, должны были прибыть два немецких ученых, но в последний
момент, очевидно испугавшись предстоявших трудностей, они от участия
в экспедиции отказались. По этому поводу Беллинсгаузен высказывается
следующим образом: «В продолжении всего путешествия мы всегда
сожалели, что не позволено было идти с нами двум студентам по части
Естественной истории, из русских, которые сего желали, а предпочтены
им неизвестные иностранцы *(23).
Все участники экспедиции, как
офицеры, так и матросы, являлись добровольцами. Ф. Ф. Беллинсгаузен
получил назначение начальником первой дивизии и поднял на шлюпе
«Восток» свой брейд-вымпел почти в самый последний момент, незадолго
до ухода в плавание. Поэтому он не смог по своему желанию подобрать
офицерский состав и взял с собою из Черного моря лишь своего бывшего
помощника на фрегате «Флора» — капитан-лейтенанта И. И. Завадовского,
а прочие офицеры уже были назначены на «Восток» по рекомендации
различных начальствующих лиц. М. П. Лазарев, вступивший в
командование шлюпом «Мирный» несколько ранее, находился в лучших
условиях и имел возможность более тщательно подобрать своих
помощников, причем некоторые из них настолько с ним отдавались,
что были приглашены участвовать в его третьем кругосветном плавании
на фрегате «Крейсер» с 1822 по 1825 г. (лейтенант Анненков и мичман
Куприянов, а Анненков — и на корабле «Азов»).
КРАТКИЕ БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ОБ УЧАСТНИКАХ ЭКСПЕДИЦИИ
Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен *(24).
Начальник экспедиции и командир
шлюпа «Восток» Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен родился в 1779 г. на
острове Эзель (ныне остров Хиума, входящий в состав Эстонской ССР),.
близ города Куресааре (Аренсбург). Часть своего детства он провел в
этом городе, часть — в доме своих родителей, в его окрестностях. Он
с раннего детства мечтал быть моряком и всегда говорил о себе: «Я
родился среди моря; как рыба не может жить без воды, так и я не могу
жить без моря». Его мечте суждено было исполниться; с юности
до преклонных лет и самой своей смерти он почти ежегодно находился в
море. В десятилетнем возрасте он поступил кадетом в Морской корпус,
находившийся тогда в Кронштадте; в 1795 г. был произведен в
гардемарины, а в 1797 г. — в первый офицерский чин мичмана. Еще
будучи гардемарином, он совершил плавание к берегам Англии, а затем,
вплоть до 1803 г., находясь на различных судах Ревельской эскадры,
плавал по Балтийскому морю. Успехами в науках и по службе
Беллинсгаузен обратил на себя внимание командующего флотом
вице-адмирала Ханыкова, который рекомендовал его к назначению на
корабль «Надежда», находившийся под командованием И. Ф.
Крузенштерна, для участия в первой русской кругосветной экспедиции.
В «Предуведомлении» к описанию своего кругосветного плавания
Крузенштерн дает следующую оценку Беллинсгаузену: «Все почти карты
рисованы сим последним искусным офицером, который в то же время
являет в себе способность хорошего гидрографа; он же составил и
генеральную карту». В центральном Военно-морском музее хранится
целый атлас с многочисленными подлинными картами молодого
Беллинсгаузена. Способности гидрографа и штурмана Ф. Ф.
Беллинсгаузен выказывал неоднократно и впоследствии.
После возвращения из кругосветного плавания в 1806 г., в чине
капитан-лейтенанта, Беллинсгаузен плавал в течение 13 лет в
должности, командира на различных фрегатах сначала на Балтийском
море, а с 1810 г.— на Черном море, где принимал участие в боевых
действиях у Кавказского побережья. На Черном море он уделял большое
внимание гидрографическим вопросам и много содействовал составлению
и исправлению карт *(25). В 1819 г., командуя фрегатом «Флора», он получил
ответственное поручение командующего флотом: определить
географическое положение всех приметных мест и мысов. Однако это
поручение ему выполнить не пришлось ввиду срочного вызова морским
министром в Петербург для нового назначения. 23 мая 1819 г. капитан
2-го ранга Ф. Ф. Беллинсгаузен вступил в командование шлюпом
«Восток» и одновременно принял начальство над антарктической
экспедицией. Ему в это время было 40 лет, и он находился в полном
расцвете своих сил и способностей. Служба в молодые годы под
командованием опытного старого моряка адмирала Ханыкова, участие в
первом русском кругосветном плавании под руководством И. Ф.
Крузенштерна, наконец, 13-летнее самостоятельное командование
кораблями выработали основные деловые и личные особенности
Беллинсгаузена. Современники рисуют его смелым, решительным, знающим
свое дело командиром, прекрасным моряком и ученым
гидрографом-штурманом, истинным русским патриотом. Вспоминая
совместное плавание, М. П. Лазарев впоследствии «не называл его
иначе, как искусным, неустрашимым моряком», но к этому не мог не
прибавить, что он был «отличный, теплой души человек» *(26). Такая
высокая оценка, исходившая из строгих уст одного из крупнейших
русских флотоводцев — М. П. Лазарева, многого стоит. Свою
гуманность Беллинсгаузен проявлял неоднократно: в жестокий век
аракчеевщины он за время кругосветного плавания не применил ни разу
телесного наказания по отношению к подчиненным ему матросам, а
впоследствии, занимая высокие должности, всегда проявлял большую
заботу к нуждам рядового состава. С М. П. Лазаревым его связывали
сердечные, дружественные отношения, и за весь период совместного
плавания, насколько известно, лишь один раз между начальником
экспедиции и его ближайшим помощником возникли разногласия:
несмотря на исключительную собственную смелость и опытность, М. П.
Лазарев считал, что Беллинсгаузен слишком рискует, маневрируя
большими ходами между ледяными полями в условиях плохой видимости. В
своих замечаниях о плавании, к сожалению до нас не дошедших, М. П.
Лазарев говорил: «хотя мы смотрели с величайшим тщанием вперед, но
итти в пасмурную ночь по 8 миль в час казалось мне не совсем
благоразумно» *(27). На это замечание Беллинсгаузен отвечает: «Я
согласен с сим мнением лейтенанта Лазарева и не весьма был
равнодушен в продолжение таких ночей, но помышлял не только о
настоящем, а располагал действия так, чтобы иметь желаемый успех в
предприятиях наших и не остаться во льдах во время наступающего
равноденствия» *(28).
Вернувшись из исключительно удачного
плавания прославленным открывателем новых земель и самой
таинственной Антарктиды, Ф. Ф. Беллинсгаузен первое время,
по-видимому, занимался обработкою своих замечаний, шханечных журналов
и воспоминаний своих соплавателей, так как в это время он занимал
различные береговые должности, что было для него необычно; в конце
1824 г. он представил Адмиралтейскому департаменту описание своего
путешествия с приложением карт и рисунков.
Однако, как уже
указывалось в предисловии, несмотря на исключительный интерес к
этому труду и ходатайство Морского штаба об его издании, он тогда не
был напечатан. Можно думать, что восстание декабристов настолько
испугало и отвлекло в то время Николая I и все высшее морское
начальство, что все другие вопросы были на время отложены (издание
состоялось лишь через 10 лет после возвращения экспедиции, в 1831
г.).
Вся дальнейшая служба Беллинсгаузена (в отличие от других
знаменитых мореплавателей, как, например, Крузенштерна, Головнина и
Литке, посвятивших себя более научной деятельности и береговой
службе) протекала в почти непрерывных плаваниях, строевой и боевой
службе и на высших командных должностях. Это был настоящий
строевой командир. В 1826—1827 гг. мы видим его командующим отрядом
судов в Средиземном море; в 1828 г., будучи контр-адмиралом и
командиром гвардейского экипажа, он вместе с последним выступил из
Петербурга сухим путем и прошел через всю Россию на Дунай для
участия в войне с Турцией. На Черном море он играл руководящую роль
в осаде турецкой крепости Варны, а затем, имея свой
контр-адмиральский флаг на кораблях «Пармен» и «Париж», — и во взятии
этой крепости, а также ряда других городов и крепостей. В 1831 г.,
уже вице-адмиралом, Беллинсгаузен является командиром 2-й флотской
дивизии и ежегодно крейсирует с нею в Балтийском море.
В 1839 г.
он назначается на высший строевой пост в Балтийском море — главным
командиром Кронштадтского порта и Кронштадтским военным
губернатором. Эта должность совмещалась с ежегодным назначением
командующим Балтийским флотом на время летних плаваний, и вплоть до
самой своей смерти (в возрасте 73 лет, в 1852 г.) Беллинсгаузен
продолжал выходы в море для боевой подготовки подведомственного ему
флота.
Как главный командир Кронштадтского порта, адмирал (с
1843 г.) Беллинсгаузен принял исключительно большое участие в
строительстве новых гранитных гаваней, доков, гранитных фортов,
готовя Балтийскую твердыню к отпору нашествия западноевропейской
коалиции, точно так же как подобную же задачу выполнял его прежний
соплаватель адмирал М. П. Лазарев на юге
— в Севастополе.
Беллинсгаузен усердно тренировал свой флот и для улучшения качества
артиллерийской стрельбы разработал и вычислил специальные таблицы,
изданные под названием «О прицеливании артиллерийских орудий на
море» *(29). Как уже отмечалось, Беллинсгаузен был прекрасным моряком и до
конца дней своих умело тренировал своих командиров в маневрировании
и эволюциях. Современники, участвовавшие в этих эволюциях, давали
ему аттестацию.
Но, «мастер своего дела», а присутствовавший на
морских маневрах 1846 г. шведский адмирал Норденшельд воскликнул: «Я
держу пари с кем угодно, что этих эволюции не сделает ни единый
флот в Европе» *(30). К чести старого адмирала нужно сказать, что он
высоко ценил смелость и инициативу молодых командиров, и когда в
1833 г. во время осеннего плавания в устье Финского залива в бурную
ненастную ночь командир фрегата «Паллада», будущий знаменитый
флотоводец П. С. Нахимов, поднял своему адмиралу сигнал «Флот идет
к опасности», последний беспрекословно изменил курс всей
кильватерной колонны, благодаря чему эскадра была спасена от аварии
на камнях *(31).
Ф. Ф. Беллинсгаузен всю жизнь интересовался
географическими вопросами, читал все описания кругосветных плаваний
и переносил на свою карту все новые открытия. Его имя значится среди
первых избранных действительных членов Русского Географического
общества, причем рекомендацию для приема в члены ему дали адмиралы
Ракорд и Врангель *(32).
Конечно, Беллинсгаузену не хватало таланта
и широты масштабов, свойственных М. П. Лазареву; он не являлся
флотоводцем в полном смысле этого слова и не создал на Балтике такой
прославленной морской школы с целою плеядою знаменитых моряков
(Нахимов, Корнилов, Истомин, Бутаков и др.), как Лазарев на Черном
море, но он оставил заметный след в истории русского флота и высоко
поднял мировой авторитет русских мореплавателей и русской
океанографической и гидрографической науки своим замечательным
плаванием к Южному полюсу.
В бытность свою главным командиром в
Кронштадте он проявлял много заботы о подъеме культурного уровня
морских офицеров, в частности он был основателем одной из
крупнейших русских библиотек того времени — Кронштадтской морской
библиотеки. Его большому практическому опыту многим обязаны своим
успехом русские кругосветные экспедиции того периода, когда ему было
подведомственно их снаряжение в Кронштадте.
Характерны для Беллинсгаузена его гуманность по отношению к матросскому составу и
постоянная забота о нем: в Кронштадте он значительно улучшил
бытовые условия команд постройкой казарм, устройством госпиталей,
озеленением города. Особенно много им сделано было для улучшения
питания матросов. Он добился увеличения мясного пайка и широкого
развития огородов для снабжения овощами. После смерти адмирала на
его письменном столе нашли записку следующего содержания:
«Кронштадт надо обсадить такими деревьями, которые цвели бы прежде,
чем флот пойдет в море, дабы на долю матроса досталась частица
летнего древесного запаха» *(33). В 1870 г. Ф. Ф. Беллинсгаузену был
установлен памятник в Кронштадте *(34).
Михаил
Петрович Лазарев *(35).
Ближайшим помощником капитана Беллинсгаузена
по экспедиции и командиром шлюпа «Мирный» был лейтенант Михаил
Петрович Лазарев, впоследствии знаменитый флотоводец и создатель
целой морской школы. М. П. Лазарев родился в 1738 г. в семье
небогатого владимирского дворянина. Имея около 10 лет от роду,
Лазарев был отдан в Морской корпус, и в 1803 г.
произведен в
гардемарины *(36). В числе наиболее способных выпускников корпуса
он был в 1804 г. командирован на суда английского флота для
практического изучения военно-морского дела. На английском флоте
Лазарев пробыл четыре года, непрерывно находясь в плавании в
Вест-Индии и на Атлантическом океане, и участвовал в боевых
действиях против французов. За это время он был (в 1805 г.)
произведен в первый офицерский чин мичмана. В Россию Лазарев
вернулся, имея большой практический и боевой опыт; однако, в
отличие от некоторых других русских морских офицеров, также
проплававших на английских судах, он не стал слепым поклонником
иностранщины, а навсегда остался подлинным русским патриотом, и в
дальнейшей своей службе всегда боролся против оказания предпочтения
иностранцам, служившим тогда в большом числе в русском флоте,
— немцам и грекам. Как опытному моряку, Лазареву уже в 1813 г. вверили в командование корабль Русско-американской компании «Суворов», на
котором он, 25-летним молодым человеком, совершил самостоятельно
четырехлетнее кругосветное плавание — следующее по счету в русском
флоте после кругосветных экспедиций Крузенштерна — Лисянского и
Головкина. Вот как расценивался в то время Лазарев его
современниками: «Все отдавали полную справедливость отличным
знаниям лейтенанта Лазарева по морской части; он считался одним из
первых офицеров в нашем флоте, и был действительно таков, обладая в
высокой степени всеми нужными для этого качествами» *(37). Естественно,
что на лейтенанта М. П. Лазарева пал выбор при назначении командира
второго шлюпа в ответственную антарктическую экспедицию 1819— 1821
гг. Выбор этот оказался чрезвычайно удачным. Благодаря высокому
мореходному искусству Лазарева оба шлюпа смогли, ни разу не
расставаясь (за исключением отдельного плавания Лазарева,
совершенного по приказанию начальника экспедиции), столь
блестяще закончить это труднейшее плавание. Беллинсгаузен высоко ценил своего
ближайшего помощника и сотоварища: в своей книге он неоднократно
подчеркивает его исключительное искусство в управлении под парусами,
что давало возможность тихоходному шлюпу «Мирный» все время
следовать совместно с более быстроходным шлюпом «Восток». Когда же
оба шлюпа следовали в Порт-Жаксон различными маршрутами, то Лазарев
пришел в этот порт всего лишь через неделю после прибытия туда
Беллинсгаузена. Качества командира и воспитателя молодых офицеров в
это плавание ярко проявлялись Лазаревым, о чем образно повествует
мичман П. М. Новосильский, которому командир пришел на помощь при
сложном маневрировании среди плавающих льдов: «каждая секунда
приближала нас к страшно мелькавшей из-за тумана ледяной громаде...
В эту самую минуту вошел на палубу М. П. Лазарев. В одно мгновение
я объяснил начальнику, в чем дело, и спрашивал приказания. —
Постойте! — сказал он хладнокровно. — Как теперь смотрю на Михаила
Петровича: он осуществлял тогда в полной мере идеал морского
офицера, обладавшего всеми совершенствами! С полной
самоуверенностью, быстро взглянул он вперед... взор его, казалось,
прорезывал туман и пасмурность... — Спускайтесь!— сказал он
спокойно» *(38).
На участие в экспедиции он смотрел с чрезвычайной
ответственностью и, как истинно русский патриот, прилагал все усилия
к тому, чтобы высоко поднять авторитет своей Родины и завоевать ей
славу и на поприще научной экспедиции. Он говорил: «Кук задал нам
такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим
опасностям, чтоб, как говорится, не ударить в грязь лицом» *(39). И
действительно, русские моряки блистательно провели плавание. М. П.
Лазарев мог с полным правом воскликнуть: «Каково ныне Русачки наши
ходят?» *(40).
Представляя Лазарева к награждению, Беллинсгаузен писал
морскому министру: «Во все время плавания нашего, при беспрерывных
туманах, мрачности и снеге, среди льдов, шлюп «Мирный» всегда
держался в соединения, чему по сие время примеру не было, чтобы
суда, плавающие столь долговременно при подобных погодах, не
разлучались, и потому поставляю долгом представить вам о таковом
неусыпном бдении лейтенанта Лазарева» *(41).
По возвращении из
экспедиции Лазарев был произведен через чин непосредственно из
лейтенантов в капитаны 2-го ранга и получил еще ряд наград. Но
недолго Лазарев высидел на берегу: уже через год, в 1822 г., мы
видим его снова на палубе корабля — теперь уже в должности
начальника кругосветной экспедиции и командира фрегата «Крейсер».
Лазарев был одним из очень немногих русских офицеров, совершивших
три кругосветных плавания, и единственным, трижды обогнувшим земной
шар в должности командира. Фрегат «Крейсер» вернулся через три года
в Кронштадт в таком исключительном порядке, что на него все
смотрели, как на недосягаемый образец. На «Крейсере» зародилась
дружба двух великих моряков — Лазарева и Нахимова, который был тогда
в чине мичмана. После возвращения из этого третьего кругосветного
плавания капитан 1-го ранга Лазарев назначается командиром лучшего и
новейшего линейного корабля «Азов», на котором переходит из
Архангельска в Кронштадт, а еще через год, в 1827 г., направляется в
составе эскадры контр-адмирала
Гейдена к берегам Греции. Здесь
Лазарев в качестве командира «Азова» и одновременно начальника штаба
эскадры особенно отличился храбростью и умелым маневрированием в
Наваринском бою, за что получает чин контр-адмирала. На «Азове» с
Лазаревым плавали лучшие представители его морской школы — будущие
прославленные адмиралы Нахимов, Корнилов и Истомин. Впервые в
истории русского флота, кораблю Лазарева было присвоено высшее
боевое отличие — Георгиевский флаг. В 1829 г. Лазарев впервые
командует эскадрой и с нею возвращается в Кронштадт.
В 1832 г.
он переводится в Черноморский флот, сначала на должность начальника
штаба, а в 1837 г. — уже вице-адмиралом — назначается командиром
Черноморского флота и портов и николаевским и севастопольским
военным губернатором.
Здесь, на южных рубежах нашей Родины,
широко развернулась энергичная деятельность Лазарева как флотоводца,
воспитателя личного состава, строителя флота, портов и крепостей.
Семнадцать лет стоял он во главе Черноморского флота и довел его до
блестящего состояния. Этот период в истории Черноморского флота
принято называть «Лазаревской эпохой». Опираясь на лучших офицеров
своей школы, он подготовил черноморский театр военных действий,
корабельный и личный состав Черноморского флота к отпору
чужеземного нашествия — Крымской войне 1853—1856 гг. Тем же самым,
но с меньшим блеском и талантом, в этот же период занимался на
Балтийском театре Беллинсгаузен. В один и тот же день в 1843 г. оба
бывших антарктических мореплавателя были произведены в полные
адмиралы. Почти одновременно они и окончили жизненный путь (Лазарев
в 1851 г., Беллинсгаузен в 1852 г.), лишь немного не дожив до
боевого испытания созданной ими обороны русских морских границ.
Михаил Петрович Лазарев в Николаеве и Севастополе много
потрудился над тем, чтобы создать культурные условия жизни офицерам
и матросам. Любимым его детищем была Севастопольская морская
библиотека. За свои географические заслуги в кругосветных плаваниях
Лазарев был избран в 1850 г. почетным членом Русского
Географического общества *(42).
Среди постоянных плаваний, боевых
подвигов и крупной государственной деятельности Лазареву не
оставалось времени для обобщения своих мыслей в научных трудах. Он
обладал, однако, хорошим литературным даром и острой
наблюдательностью, что видно из содержания его писем к А. А.
Шестакову *(43). Его официальный отчет за время отдельного плавания с
5 марта по 7 апреля 1819 г. был при подготовке к печати кем-то
сильно искажен, а подлинник до нас не дошел.
В честь Лазарева в
его любимом Севастополе в 1870 г. был поставлен памятник,
возвышавшийся над Севастопольской южной бухтой и созданным им
«Лазаревским адмиралтейством» *(44).
Сведения о прочих участниках
экспедиции.
Среди офицерского состава шлюпа «Восток» наиболее
выдающимися личностями были помощник командира капитан-лейтенант
Иван Иванович Завадовский *(45) и лейтенант Константин Петрович
Торсон.
И. И. Завадовский был взят Беллинсгаузеном с Черного
моря, где он тоже был его помощником на фрегате «Флора»; он являлся
участником боевых действий в Эгейском и Средиземном морях на
эскадрах знаменитых русских флотоводцев адмиралов Ушакова и
Сенявина; впоследствии он вернулся на Черное море, и последняя
должность, которую он занимал в чине контр-адмирала перед выходом в
1829 г. в отставку, была должность командующего Дунайской флотилией.
К. П. Торсон был чрезвычайно знающим и культурным морским офицером,
и в своем описании путешествия Беллинсгаузен наиболее часто
упоминает именно о нем, в связи с его бдительностью на вахте и
наличием чувства ответственности к служебным поручениям, которые
ему давались. Торсон являлся одним из морских офицеров-декабристов,
был осужден в 1826 г. на каторгу и скончался в Селенгинске в 1852 г.
К чести Беллинсгаузена нужно сказать, что, несмотря на выход в свет
описания путешествия только в 1831 г., уже после восстания, фамилия
Торсона везде сохранена без всяких комментариев, и лишь остров
Торсона был переименовал в остров
Высокий.
Лейтенант Аркадий Сергеевич Лесков был еще два раза назначаем в кругосветные плавания.
Большинство офицеров впоследствии сравнительно рано вышло в отставку.
На шлюпе «Восток» в плавании находился еще выдающийся астроном — профессор Казанского университета Иван Михайлович Симонов *(46) (1794—1855) и художник Павел Николаевич Михайлов (1786—1840), впоследствии академик живописи. Первый из них оставил после себя ряд крупных научных трудов («О разности температуры в южном и северном полушарии», а также неопубликованные «Записки о кругосветном плавании»); в конце жизненного пути Симонов был назначен ректором Казанского университета, сменив в этой должности гениального математика Лобачевского; он передал Казанскому университету свои богатые этнографические коллекции, собранные во время плавания.
Из состава офицеров шлюпа «Мирный» с М. П. Лазаревым в
кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» пошли лейтенанты Михаил
Дмитриевич Анненков и Иван Антонович Куприянов; последний был
впоследствии одно время главным правителем Российско-американской
компании, затем командовал различными кораблями и бригадами
кораблей и в 1857 г., в чине вице-адмирала, скончался; Анненков под
начальством Лазарева отличился на корабле «Азов»
в Наваринском бою
и в течение трех лет командовал бригом в его эскадре.
Мичман П.
М. Новосильский, написавший анонимную
книжку «Южный полюс», вскоре
после возвращения из кругосветного плавания был назначен
преподавателем высшей математики, астрономии и навигации в Морском
кадетском корпусе, и в 1825 г., выдержав в Петербургском
университете экзамены, перешел на службу в Министерство народного
просвещения.
На шлюпе «Мирный» в плавании находился также
иеромонах Дионисий (не упомянутый в книге Беллинсгаузена) *(47).
По невыясненной причине (возможно, что по вине редакторов первого
издания) в книге Беллинсгаузена были перечислены лишь фамилии
офицеров, участвовавших в экспедиции, в то время как Крузенштерн и
Лисянский помещали и списки матросов. Крузенштерн объяснял это
обстоятельство следующими словами: «Я поставляю обязанностью
поместить здесь не только имена офицеров, но и служителей, которые
все добровольно первое сие столь далекое путешествие
предприняли» *(48).
Считаем необходимым исправить эту
несправедливость и приводим полный список матросского состава
экспедиции *(49).
1. ШЛЮП «В О С Т О К»
1. Унтер-офицеры: подштурмана Андрей Шеркунов и Петр Крюков, шхиперский
помощник Федор Васильев, фельдшер 1 клссса Иван Степанов.
2. Квартирмейстеры: Сандаш Анеев, Алексей Алдыгин, Мартын Степанов,
Алексей Степанов, флейщик Григорий Дианов, барабанщик Леонтий
Чуркин.
3. Матросы 1 статьи: рулевой Семен Трофимов; марсовые
Губей Абдулов, Степан Сазанов, Петр Максимов, Кондратий Петров, Олав
Рангопль, Пауль Якобсон, Леон Дубовский, Семен Гуляев, Григорий
Ананьин, Григорий Елсуков, Степан Филиппов, Сидор Лукин, Матвей
Хандуков, Кондратий Борисов, Еремей Андреев, Данила Корнев, Сидор
Васильев, Данила Лемантов, Федор Ефимов, Христиан Ленбекин, Ефим
Гладкий, Мартын Любин, Гаврила Галкин, Юсуп Юсупов, Габит Немясов,
Прокофий Касаткин, Иван Кривов, Матвей Лезов, Мафусаил Май-Избай,
Никифор Аглоблин, Никита Алунин, Егор Киселев *(50), Иван Салтыков,
Иван Шолохов, Демид Антонов, Абросим Скукка, Федор Кудряхин, Иван
Яренгин, Захар Попов, Филимон Быков, Василий Кузнецов, Алексей
Коневалов, Семен Гурьянов, Иван Паклин, Иван Гребенников, Яков
Бизанов, Михаил Точилов, Матвей Попов, Елизар Максимов, Петр Иванов,
Григорий Васильев, Михаил Тахашиков, Петр Палицин, Денис Южаков,
Василий Соболев, Семен Хмельников, Матвей Рожин, Севастьян Чигасов,
Данила Степанов, Варфоломей Копылов, Спиридон Ефремов, Терентий
Иванов, Ларион Нечаев, Федот Разгуляев, Василий Андреев, Кирилл
Сапожников, Александр Барешков, Алексей Шиловский, Афанасий
Кириллов.
4. Различные мастеровые: слесарь Матвей Губим, тиммерман Василий Краснопевов, кузнец Петр Курлыгин, плотник Петр Матвеев, конопатчик Родион Аверкиев, парусник Данила Мигалкин, купор Гаврила Данилов.
5. Канониры: артиллерии унтер-офицеры Илья
Петухов и Иван Корнильев, бомбардир Леонтий Маркелов, канониры 1
статьи Захар Красницын, Ян Яцылевич, Якуб Белевич, Егор Васильев,
Василий Капкин, Феклист Алексеев, Семен Гусаров, Степан Яцыновский,
Никита Лебедев, Глеб Плысов и Иван Барабанов.
2. Ш Л Ю П
«М И Р Н Ы Й»
1. Боцмана и унтер-офицеры: боцман Иван
Лосяков, баталер сержантского ранга Андрей Давыдов, фельдшер 1
класса Василий Пономарев, слесарь Василий Герасимов, шхиперский
помощник Василий Трифанов, штурманский помощник Яков Харлав. 2. Квартирмейстеры: Василий Алексеев, Назар Рахматулов, барабанщик Иван
Новинский.
3. Матросы 1 статьи: Абашир Якшин, Платон Семенов,
Арсентий Филиппов, Спиридон Родионов, Назар Аталинов, Егор Берников,
Габидулла Мамлинеев, Григорий Тюков, Павел Мохов, Петр Ершев, Федор
Павлов, Иван Кириллов, Матвей Мурзин, Симон Таус, Иван Антонов,
Демид Улышев, Василий Сидоров, Батарша Бадеев, Лаврентий Чупранов,
Егор Барсуков, Яков Кириллов, Осип Колтаков, Маркел Естигнеев, Адам
Кух, Николай Волков, Григорий Петунин, Иван Леонтьев, Анисим
Гаврилов, Ларион Филиппов, Томас Бунганин, Данила Анохин, Федор
Бартюков, Иван Козьминский, Фрол Шавырин, Архип Палмин, Захар
Иванов, Василий Курчавый, Филипп Пашков, Федор Истомин, Демид
Чирков, Дмитрий Горев, Илья Зашанов, Иван Козырев, Василий Семенов.
4. Различные мастеровые: слесарь Василий Герасимов, плотники
Федор Петров и Петр Федоров, конопатчик Андрей Ермолаев, парусник
Александр Темников, купор Потап Сорокин. 5. Канониры: артиллерии
старший унтер-офицер Дмитрий Степанов; канониры 1 статьи Петр
Афанасьев, Михаил Резвый, Василий Степанов, Василий Куклин, Ефим
Воробьев, Иван Сарапов.
СНАБЖЕНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ
Несмотря на большую спешку со снаряжением экспедиции, снабжена
она была в общем хорошо. Однако снабжение это все же не вполне
соответствовало основной ее цели — плаванию во льдах. По этому
поводу известный впоследствии мореплаватель и географ Ф. П. Литке,
видевший шлюпы «Восток» и «Мирный» на Портсмутском рейде *(51) во время
своего плавания на шлюпе «Камчатка», писал в своем неопубликованном
дневнике *(52), что их снабжение и оборудование делалось «по примеру
«Камчатки» и, если командный состав их с чем-нибудь не соглашался,
то ему отвечали: «так сделано на Камчатке», хотя этот шлюп и был
предназначен для обычного плавания, и, кроме того, не имелось еще и
отзыва капитана Головнина об его качествах.
Особенно большое
внимание было обращено на обеспечение кораблей лучшими по тому
времени мореходными и астрономическими инструментами. Ввиду того,
что в то время в царской России все эти инструменты не
изготовлялись, за период стоянки в Портсмуте были закуплены в
Лондоне хронометры и секстаны изготовления лучших английских
мастеров. В этом отношении русские корабли были снабжены гораздо
лучше английских: автор предисловия к первому переводу книги
Беллинсгаузена на английский язык, Франк Дебенхем, особенно
подчеркивает, что в то время как в английском флоте наблюдалось еще
пренебрежительное отношение к хронометрам и существовали английские
адмиралы, которые форменным образом изгоняли хронометры с
подчиненных им кораблей (а официально они были приняты в английском
флоте лишь с 1825 г.), на русском военном флоте этот необходимейший
для определения долгот прибор вошел уже в штатное снабжение
кораблей *(53).
Хорошо снабжена была экспедиция и всевозможными
противоцинготными продуктами питания, к которым относились хвойная
эссенция, лимоны, кислая капуста, сушеные и консервированные овощи;
кроме того, при каждом подходящем случае командиры шлюпов покупали
или выменивали (на островах Океании у местных жителей) большое
количество свежих фруктов, которые частично заготовлялись впрок для
предстоящего плавания в Антарктике, а частично предоставлялись для
полного использования всем личным составом. Для обогревания
матросов, замерзавших при работе на реях во время леденящих ветров и
морозов в Антарктике, имелся запас рома; было закуплено также
красное вино для добавления к питьевой воде при плавании в жарком
климате. Весь личный состав на основании особой инструкции был
обязан соблюдать строжайшую гигиену: жилые помещения постоянно
проветривались и в нужных случаях протапливались, обеспечивалось
частое мытье в импровизированной бане, предъявлялись требования к
постоянному мытью белья и коек и к проветриванию одежды и т. п.
Благодаря перечисленным мерам и высокой квалификации судовых
врачей, никаких серьезных заболеваний на шлюпах не было, несмотря на
тяжелые климатические условия плавания и частые переходы от жары к
холоду и обратно.
Для связи между собою шлюпы имели телеграф,
незадолго перед тем изобретенный русским морским офицером
капитан-лейтенантом А. Бутаковым. Усовершенствованный им в 1815 г.
телеграф этот «составлял ящик с 14-ю шхивами и планку с стольким же
числом шхив, с основанными круглыми фалами, с привязанными к ним
флагами, для поднимания на бизань-рею»; Бутаков издал и «Морской
телеграфный словарь». Это русское изобретение принесло очень
большую пользу экспедиции для переговоров шлюпов между собою на
дальних расстояниях *(54).
На каждом из шлюпов имелась значительная
библиотека, содержавшая все вышедшие а свет описания морских
путешествий на русском, английском и французском языках, морские
календари на 1819 и 1820гг. и английские морские ежегодники «Nautical Almanac» еще на 3 года вперед, сочинения по геодезии, астрономии и
навигации, лоции и наставления для плавания, различные мореходные
таблицы, сочинения по земному магнетизму, небесные атласы,
телеграфические словари, записки Адмиралтейского департамента и др. *(55).
ОБЩИЙ ХОД ЭКСПЕДИЦИИ И ЕЕ РЕЗУЛЬТАТЫ
Шлюпы «Восток» и «Мирный» вышли из Кронштадта 4 июля 1819г.,
с 14 по 19 июля простояли в Копенгагене, с 29 июля по 26 августа — в
Портсмуте. Во время месячной стоянки в английском порту были
получены хронометры, секстаны, телескопы и другие мореходные
инструменты, которые тогда еще не изготовлялись в России. Здесь же
был пополнен запас провизии консервами и некоторыми специальными
продуктами. Далее, небольшой отряд, выйдя 26 августа из Портсмута,
направился в южную часть Атлантического океана и после
непродолжительного захода (с 15 по 19 сентября) в Санта-Круц на
Канарских островах пересек Атлантический океан с востока на запад и
вошел на рейд Рио-де-Жанейро, для отдыха команды перед утомительным
и сложным плаванием в Антарктике, для подготовки шлюпов к штормовым
походам и для принятия провизии. В Рио-де-Жанейро шлюпы простояли с
2 по 22 ноября.
Согласно полученной инструкции, экспедиция
должна была начать свои научно-исследовательские работы с острова
Южная Георгия и открытой Куком «Земли Сандвича», Южные Сандвичевы
острова, характер и размеры которой не были последним определены. 15
декабря русские мореплаватели увидели остроконечные вершины острова
Южная Георгия и небольшого островка Уиллиса. Шлюпы, пройдя вдоль
южного берега Южной Георгии, положили этот берег на карту, причем
ряд географических пунктов получил русские наименования в честь
участников экспедиции — мысы Парядина, Демидова и Куприянова, бухта
Новосильского, а вновь открытый островок получил имя впервые
увидевшего его второго лейтенанта шлюпа «Мирный» — Анненкова.
Далее экспедиция направилась к пресловутой «Земле Сандвича». По
пути к этой «Земле», 22 декабря было сделано первое крупное
открытие — группа островов, названная Беллинсгаузеном, по фамилии
тогдашнего русского морского министра, островами маркиза
де-Траверсе, а отдельные острова были также названы по фамилиям
участников экспедиции: остров Завадовского, остров Лескова и остров
Торсона *(56) (после восстания декабристов царское правительство
переименовало его в остров Высокий, ввиду того, что лейтенант
Торсон принимал активное участие в этом восстании). 29 декабря
экспедиция подошла к району «Земли Сандвича» и обнаружила, что
пункты, которые Кук считал мысами ее, на самом деле являются
отдельными островами. Беллинсгаузен проявил исключительный такт,
сохранив за открытыми русскими мореплавателями островами те
наименования, которые Кук дал мысам, а за всей группой — имя
Сандвича *(57); по этому поводу он пишет: «Капитан Кук первый увидел
сии берега, и потому имена, им данные, должны оставаться
неизгладимы, дабы память о столь смелом мореплавателе могла
достигнуть до позднейших потомков. По сей причине я называю сии
острова Южными Сандвичевыми островами» *(58). По поводу этого факта
знаменитый советский географ академик Ю. М. Шокальский заметил, что
благородный поступок Беллинсгаузена мог бы послужить, хорошим
примером для некоторых буржуазных географов наших дней. Совсем не
так поступили английские географы и английское адмиралтейство,
изъявшее с карты Южных Шетландских островов все русские
наименования, данные Беллинсгаузеном вновь открытым им островам. От
группы Южных Сандвичевых островов Беллинсгаузен и Лазарев
устремились на юг, делая первую попытку пройти насколько возможно
прямо по меридиану на юг, в соответствии с инструкцией морского
министра, гласившей, что после прохода восточнее «Земля Сандвича»,
Беллинсгаузену надлежит спуститься к югу и «продолжать свои
изыскания до отдаленнейшей широты, какой только он может достигнуть»
и что он должен «употребить всевозможное старание и величайшее
усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая
неизвестные земли, и не оставит сего предприятия иначе, как при
непреодолимых препятствиях». Далее в инструкции говорилось, что
«ежели под первыми меридианами, под коими он спустится к югу,
усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои
покушения под другими, и не упуская ни на минуту из виду главную и
важную цель, для коей он отправлен будет, повторяя сии покушения
ежечасно, для открытия земель, так и для приближения к южному
полюсу» *(59).
Как видно, инструкция предъявляла исключительно
строгие и суровые требования к экспедиции, и Беллинсгаузен и Лазарев
решительно и смело старались их выполнить.
Для этой цели русская
экспедиция в первый период своего плавания, с января по март, т. е.
за лето южного полушария, сделала в общей сложности пять
«покушений», а именно: 1) с 4 по 5 января 1820 г., до южной широты
60° 25' 20"; 2) с 5 по 8 января — 60° 22'; 3) с 10 по 16 января,
причем 16 января она «находилась почти вплотную к материку
Антарктиды, всего в 20 милях от него, в широте 69° 25' и долготе 2°
10' (у берега, который теперь называется Землей принцессы Марты) и
4) с 19 по 21 января, когда экспедиция вновь достигла широты 69° 25'
и находилась опять в непосредственной близости от материка, в
расстоянии от него менее 30 миль; 5) с 1 по 6 февраля, когда была
достигнута широта 69° 7' 30" *(60) и долгота 16° 15'.
Если бы не
плохие условия видимости, то уже 16 января Беллинсгаузен и Лазарев
смогли бы дать совершенно точные сведения о землях антарктического
материка. Автор предисловия к английскому переводу книги
Беллинсгаузена, вышедшему в 1945 г., антарктический исследователь
Франк Дебенхем, по этому поводу пишет: Беллинсгаузен «видел материк,
но не опознал его как таковой» *(61), и далее — «нельзя было датъ лучшего
описания сотням миль антарктического материка, каким мы теперь его
знаем» *(62). Вторично экспедиция находилась вплотную к материку 21
января. В своем предварительном донесении, посланном в Россию из
Порт-Жаксона, Беллинсгаузен следующим образом характеризует свои
впечатления о льдах, которые он видел перед собою при весьма близком
подходе к материку, с 5 на 6 февраля *(63): «Здесь за ледяными полями
мелкого льда и островами виден материк льда, коего крач отломаны
перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения,
возвышаясь к югу подобно берегу» *(64). В близости берега были
уверены многие из офицеров экспедиции. Так, мичман П. Новосильский в
своей брошюре писал о случае близкого подхода шлюпов к Антарктиде 5
февраля (в районе, впоследствии названном Землею принцессы
Рагнхильды): «5 февраля при сильном ветре тишина моря была
необыкновенная. Множество полярных птиц и снежных петрелей
(буревестников) вьются над шлюпом. Это значит, что около нас должен
быть берег или неподвижные льды» *(65).
Весьма интересно
свидетельство советской китобойной антарктической экспедиции на
пароходе «Слава», находившейся в марте 1948 г. почти в той же
точке, в которой Беллинсгаузен находился 21 января 1820 г. (южная
широта 69° 25', западная долгота 1°11'): «Мы имели прекрасные условия
видимости при ясном небе и отчетливо видели все побережье и горные
вершины в глубине континента на расстояние 50—70 миль по пеленгам
192° и 200° из этой точки. Когда здесь же находился Беллинсгаузен,
то дальность видимости была чрезвычайно ограниченная, и он не мог
наблюдать и обозревать горных вершин, находящихся к югу и
юго-западу. Описываемые Беллинсгаузеном бугристые льды,
простиравшиеся с запада на восток в этом районе, вполне
соответствуют форме рельефа береговой полосы Земли принцессы Марты».
Лишь исключительная честность и требовательность к вопросам
достоверности открытия не позволила русским морякам утверждать, что
они фактически видели низменную часть материка, а не ледяной
береговой припай. За этот период русские корабли три раза
пересекали южный полярный круг.
В начале марта, в связи с
неблагоприятной погодой и необходимостью запастись свежей провизией
и дровами и дать отдых личному составу, Беллинсгаузен решил
покинуть высокие южные широты, направиться в Порт-Жаксон (Сидней)
для длительной стоянки и после этого, согласно инструкции, на время
зимы южного полушария итти для исследования юго-восточной части
Тихого океана. Желая по пути обследовать более широкую полосу
Индийского океана, Беллинсгаузен приказал шлюпу «Мирный» следовать
в Порт-Жаксон более северным курсом. 5 марта состоялось разделение
шлюпов, а 30 марта, спустя 131 день после выхода из Рио-де-Жанейро,
шлюп «Восток» стал на якорь на рейде в Порт-Жаксоне, куда через
неделю прибыл и шлюп «Мирный».
Через месяц, 7 мая 1820 г., оба
шлюпа снялись с якоря и направились через пролив Кука в район
островов Туамоту и островов Общества (Товарищества), как это и было
рекомендовано инструкцией. К востоку от острова Таити русской
экспедицией в июне 1820 г. была открыта целая группа островов,
названная Беллинсгаузеном островами Россиян (среди них острова
Кутузова, Лазарева, Раевского, Ермолова, Милорадовича, Грейга,
Волконского, Барклая-де-Толли, Витгенштейна, Остен-Сакена, Моллера,
Аракчеева). После этого шлюпы «Восток» и «Мирный» посетили остров
Таити, где простояли с 22 по 27 июля, а затем направились снова в
Порт-Жаксон для отдыха, ремонта и приемки различных припасов перед
новым походом в антарктические воды. На пути к Порт-Жаксону
экспедиция открыла еще целый ряд островов (Восток, в. к. Александра
Николаевича, Оно, Михайлова и Симонова).
9 сентября 1820 г. шлюп
«Восток» вернулся в гостеприимный Порт-Жаксон, а на следующий день
туда же пришел более тихоходный «Мирный». Здесь Беллинсгаузен и
Лазарев приступили к возможно более тщательному ремонту обоих
кораблей, в особенности шлюпа «Восток», имевшего более слабые
крепления корпуса.
В Порт-Жаксоне экспедиция находилась почти
два месяца и 31 октября 1820 г. вновь вышла в море для достижения
высоких широт в других, еще не посещенных ею секторах Антарктики. По
пути на юг шлюпы 10 ноября подошли к острову Макуэри (или, как его
называет Беллинсгаузен, Маквария); остров был положен на карту и для
его исследования на берег отправились Беллинсгаузен, Лазарев,
художник Михайлов и несколько офицеров.
С конца ноября
экспедиция возобновила свои попытки достижения материка Антарктиды.
«Покушений» проникнуть возможно далее к югу в этот период было
сделано пять (30 ноября, 1 декабря, 14 декабря, 29 декабря 1820 г. и
9—16 января 1821 г.), и три раза корабли проникали за Южный полярный
круг. Однако в этом секторе Антарктики материк далеко не достигает
Южного полярного круга, и лишь четвертое «покушение» увенчалось
успехом: 9 января 1821 г. был открыт остров Петра I, а 16
января — берег Александра I, о котором Беллинсгаузен пишет: «Я называю
обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу
исчезала за предел зрения нашего» *(66). 20 января Беллинсгаузен
направился к Новой Шетландии, об открытии которой он узнал,
находясь еще в Австралии, от русского посла при португальском дворе
в Рио-де-Жанейро. 24 января экспедиция увидела землю и вплоть до 27
января обследовала ее южное побережье, обнаружив, что это группа из
десятка крупных островов и многих более мелких. Все Южные
Шетландские острова были положены на карту и всем им были даны
русские имена (Бородино, Малый Ярославец, Смоленск, Березино,
Полоцк, Лейпциг, Ватерлоо, остров вице-адмирала Шишкова, остров
адмирала Мордвинова, остров капитан-командора Михайлова, остров
контр-адмирала Рожнова, Три Брата). После обследования Южных
Шетландских остров экспедиция направилась в обратный путь на Родину.
С 27 февраля по 23 апреля шлюпы простояли в Рио-де-Жанейро, где был
снова произведен их тщательный ремонт. На обратном пути была сделана
лишь одна кратковременная остановка в Лиссабоне (с 17 по 28 июня) и,
кроме того, шлюпы переждали ночь с 15 на 16 июля на якоре на
Копенгагенском рейде. Наконец, 24 июля 1821 г. шлюпы «Восток» и
«Мирный» стали на якорь на Малом Кронштадтском рейде, на тех
местах, с которых они более двух лет назад отправились в свой
славный и опасный путь.
Плавание экспедиции продолжалось 751
день (из них ходовых дней под парусами 527 и якорных 224); она
прошла почти 50 тысяч морских миль, что по протяжению в 2 1/4 раза
превышает длину большого круга земного шара. Каковы же были
результаты первой русской антарктической экспедиции?
Во-первых,
экспедиция выполнила главное задание — открыла материк Антарктиды и
тем самым утвердила приоритет нашей Родины в этом отношении. Всего
ею было вновь открыто 29 ранее неизвестных островов, в том числе 2 в
Антарктике, 8 — в южном умеренном поясе и 19 — в жарком поясе.
Во-вторых, экспедиция провела громадную научную работу.
Существенная заслуга экспедиции состояла в точном определении
географических координат островов, мысов и других пунктов и
составлении большого числа карт, что являлось излюбленной
специальностью самого Беллинсгаузена. Нужно удивляться
исключительной точности наблюдений как самих Беллинсгаузена и
Лазарева, так и прочих офицеров экспедиции, и особенно астронома
Симонова. Эти определения не потеряли своего значения до сих пор и
очень мало отличаются от новейших определений, произведенных на
основе более точных методов и более совершенными мореходными
инструментами. Карта Южных Шетландских островов являлась наиболее
точной вплоть до самого последнего времени, а зарисовки островов,
сделанные художником Михайловым, используются в английских лоциях
до сих пор; особенно точно были измерены высоты гор и островов
Лазаревым. Астроном Симонов производил систематические наблюдения
над изменением температуры воздуха, штурмана — над элементами
земного магнетизма. Экспедиция произвела много важных
океанографических исследований: впервые доставались пробы воды с
глубины помощью примитивного батометра, изготовленного
корабельными средствами; производились опыты с опусканием бутылки
на глубину; определялась впервые прозрачность воды помощью
опускания на глубину белой тарелки; измерялись глубины, насколько
позволяла длина имевшегося лотлиня (повидимому, до 500 м); была
произведена попытка измерения температуры воды на глубине; изучалось
строение морских льдов и замерзаемость воды разной солености;
впервые производилось определение девиации компасов на различных
курсах.
Экспедиция собрала богатые этнографические,
зоологические и ботанические коллекции, привезенные в Россию и
переданные в различные музеи, где они хранятся до сих пор.
Большой интерес представляют некоторые личные научные наблюдения
Ф. Ф. Беллинсгаузена. Он разрешил многие сложные
физико-географические проблемы; однако, к сожалению, научная слава
досталась не ему, а западноевропейским ученым, занимавшимся теми же
вопросами значительно позднее. Так, задолго до Дарвина,
Беллинсгаузен совершенно правильно объяснил происхождение
коралловых островов, являвшееся до него загадкою, он дал правильное
объяснение происхождению морских водорослей в Саргассовом море,
оспаривая мнение такого авторитета в области геотрафической науки
его времени, как Гумбольдта; в теории льдообразования у
Беллинсгаузена много правильных мыслей, не потерявших своего
значения до настоящего времени *(67). Особого внимания заслуживает
альбом рисунков, составленный художником Михайловым и состоящий из
47 страниц; в числе рисунков находятся зарисовки островов, пейзажей,
типов местных жителей различных стран, животных, птиц, рыб,
растений, типов ледяных гор и т. п. Подлинные рисунки были
обнаружены в Государственном Историческом музее в Москве лишь в 1949
г. Ввиду того, что в составе экспедиции не было натуралистов,
Михайлов старался особенно тщательно зарисовать все, что касалось
фауны и флоры; так, например, на его рисунках птиц вырисовано каждое
перышко, на рисунках рыб — каждая чешуйка.
Экспедиция была
встречена на Родине с большим торжеством и ее открытиям придавалось
громадное значение. Лишь спустя более чем 20 лет была послана первая
иностранная экспедиция в антарктические воды. По этому поводу
руководитель этой английской антарктической экспедиции 1839—1843
гг. Джемс Росс писал: «Открытие наиболее южного из известных
материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном и
это завоевание на период более 20 лет оставалось за русскими» *(68). В 1867 г. немецкий географ Петерман, отмечая, что в мировой
географической литературе заслуги русской антарктической экспедиции
оценены совершенно недостаточно, прямо указывает на бесстрашие
Беллинсгуазена, с которым он пошел против господствовавшего в
течение 50 лет мнения Кука: «За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно
прямо поставить на ряду с именами Колумба и Магеллана, с именами
тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми
невозможностями, созданными их предшественниками, с именами
людей, которые шли своим самостоятельным путем, и потому были
разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи» *(69).
Академик Ю. М. Шокальский, сравнивая достижения антарктических
экспедиций Кука и Беллинсгаузена, сделал следующий подсчет: из
общего числа дней плавания в южном полушарии (1 003) дня, Кук
провел южнее 60° параллели всего 75 дней, а Беллинсгаузен (из 535
дней) — 122 дня. Кук находился во льдах 80 дней, Беллинсгаузен — 100
дней; корабли Кука разлучились, а оба русских шлюпа в сложнейших
условиях шли все время соединенно. Свой подсчет (произведенный еще
в 1924 г.) Ю. М. Шокальский заключает следующими словами:
«Беллинсгаузен совершил вполне беспримерное плавание, с тех пор и
доныне никем не повторенное».
Заслугой русских моряков является
их смелое маневрирование среди массы льдов, часто при исключительно
штормовой погоде, в условиях тумана, снега и весьма малой дальности
видимости. Этим трудностям плавания посвящены многие страницы труда
Беллинсгаузена.
Наконец, нельзя не отметить исключительной
гуманности русских мореплавателей по отношению к местным жителям
вновь открытых островов. Уже в инструкции, данной Беллинсгаузену,
значилось, что во всех землях, к которым экспедиция будет
приставать, надлежит с местными жителями поступать с «величайшей
приязнию и человеколюбием, избегая сколько возможно всех случаев к
нанесению обид или неудовольствий... и не доходить до строгих мер,
разве только в необходимых случаях, когда от сего будет зависеть
спасение людей вверенных его начальству» *(70). Беллинсгаузен и на
самом деле отказывался от высадки на острова, если видел, что она
могла быть сопряжена с применением огнестрельного оружия. Насколько
это гуманное отношение отличается от жестокости многих иностранных
мореплавателей, чего не избежал и сам Джемс Кук! Характерен в этом
отношении отзыв ближайшего помощника И. Ф. Крузенштерна старшего
офицера шлюпа «Надежда» М. И. Ратманова, побывавшего вскоре после
Кука на тихоокеанских островах: «Ежели рассмотреть все то, что Кук
сделал для рода человеческого, — ужаснуться должно. Он при
открытии разных народов Южного океана стрелял, резал уши тем,
которые его почти богом почитали и ни в чем ему не сопротивлялись.
Конец жизни сего мореплавателя доказывает возмутительный его
характер и грубое воспитание» *(71).
Заслуживает внимания следующий
отзыв Беллинсгаузена, непосредственно направленный против «расовой
теории»: «Последствие доказало, что природные жители Новой Голландии
к образованию способны, невзирая, что многие европейцы в кабинетах
своих вовсе лишили их всех способностей» *(72).
Русские
мореплаватели на русских кораблях первыми открыли Антарктиду и тем
самым утвердили приоритет нашей Родины на это открытие. Это
обстоятельство особенно надо помнить сейчас, когда ряд иностранных
государств покушается произвести раздел Антарктиды без участия
Советского Союза, к которому по преемству перешло это право
приоритета. Необходимо помнить, что Россия никогда не отказывалась
от своих прав на эти земли, а советское правительство никому не
давало согласия распоряжаться территориями, открытыми русскими
моряками:
Е. Е. Шведе
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Первое издание труда Фаддея Фаддеевича
Беллинсгаузена "«Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и
плавание вокруг света в продолжении 1819, 20 и 21 годов, совершенные
на шлюпах «Востоке» и «Мирном», вышло в свет в 1831 г., сто
восемнадцать лет назад, Всего в шестистах экземплярах, и давно
стало библиографической редкостью. Уже один этот факт вполне
оправдывает переиздание этой ценной книги.
В течение последнего времени в международной политической обстановке произошли события,
повышающие всеобщий интерес к первой русской антарктической
экспедиции, непреложно утвердившей приоритет нашей Родины на
открытие материка Антарктиды. При проведении своей экспансионистской
политики, англо-американский блок обратил свои взоры и на Антарктиду
и стремится определить режим этого материка без участия Советского
Союза, имеющего неотъемлемые права на участие в решении вопросов,
касающихся судьбы земель открытых русскими мореплавателями. Примером
таких попыток путем закулисного сговора решить судьбу Антарктики
является сообщение, опубликованное в августе 1948 г. Государственным
департаментом США о том, что им начаты неофициальные переговоры с
Англией и ее доминионами, с Францией, Норвегией, Аргентиной и Чили о
возможности установления некоей «формы интернационализации»,
некоего, якобы, международного управления ею *(73). Правда, вследствие присущих капиталистическому миру внутренних
противоречий, ряд указанных выше государств отнесся к проекту США
отрицательно. Это предложение Соединенных штатов, хотя оно и не
имело успеха, доказывает, что его авторы пытались разрешить вопрос о
режиме Антарктики, игнорируя бесспорные права Советского Союза.
Поэтому понятно, что Географическое общество Союза ССР
возглавило движение советской общественности, выступившей за
бесспорное право Советского Союза на участие в решении вопросов
Антарктики. В связи с этим, Общество констатировало выдающуюся роль
русских исследователей-ученых в деле открытия Антарктиды, а это
обстоятельство вызвало повышение интереса к их трудам. Таким
образом переиздание книги Беллинсгаузена имеет и большое
политическое значение.
Выход в свет первого издания труда
Беллинсгаузена был связан с целым рядом осложнений. Автор представил
свою рукопись, включавшую 10 тетрадей, Адмиралтейскому департаменту
в 1824 г. Последний, через начальника Морского штаба, просил об
отпуске средств на издание этого труда в количестве 1200
экземпляров. Однако Николай I оставил это ходатайство без внимания
(можно думать, что причиной этому было восстание декабристов).
Беллинсгаузену пришлось повторить свою просьбу. В 1827 г. он
обратился к вновь созданному Ученому комитету Главного морского
штаба с просьбой издать хотя бы 600 экземпляров, причем он
подчеркивал, что материальные соображения его вовсе не интересуют, а
ему хочется лишь, чтобы «труды его были известны» *(74). Председатель
Ученого комитета Л. И. Голенищев-Кутузов 1 направил эту новую
просьбу через начальника Главного морского штаба на решение Николаю
I, причем в своем предложении он писал: «может случиться и едва ли
уже не случилось, что учиненные капитаном Беллинсгаузеном обретения,
по неизвестности оных, послужат к чести иностранных, а не наших
мореплавателей» *(75). Наконец, последовало распоряжение Николая I об
издании труда в количестве 600 экземпляров, причем на расходы по
печатанию были отпущены специальные средства, а доход с издания
предназначался лично Беллинсгаузену. Однако на этом еще не
закончились проволочки и затруднения с затянувшимся первым изданием.
Ввиду того, что сам автор в это время находился под стенами
турецкой крепости Исакчи на Дунае, в осаде которой он принимал
участие в качестве командира гвардейского экипажа, присмотр за
изданием и все корректуры были поручены секретарю Адмиралтейского
департамента Аполлону Никольскому. Повидимому, это был тот самый
Никольский, который, возомнив себя великим стилистом, давал дважды
грубые отрицательные отзывы на рукопись знаменитого русского
мореплавателя Ю. Ф. Лисянского, ввиду чего последний принужден был
самостоятельно издать свою книгу «Путешествие вокруг света в 1803,
1804, 1805 и 1806 годах на корабле «Нева». На этот раз Никольский
присвоил себе права литературного и специального редактора по
вопросам мореплавания и морской практики. В результате председатель
Морского ученого комитета отстранил Никольского от руководства
изданием, стал сам вносить коррективы в уже отредактированные части
труда и поручил наблюдение за изданием библиотекарю Морского
кадетского корпуса Чижову. Беллинсгаузен дал свое согласие на эту
замену письмом на имя Голенищева-Кутузова от 31 июля 1828 г. По вопросу о редактировании книги Беллинсгаузена в архивных делах
существует целый том переписки *(76).
Вероятно, вследствие изложенных обстоятельств окончательный текст не вполне соответствовал оригиналу и были допущены сокращения и искажения, которых сами авторы — Ф. Ф.
Беллинсгаузен и М. П. Лазарев (отчет Лазарева о самостоятельном
плавании был включен в данный труд) не могли учесть и
предотвратить. Лазарев, получивший и перечитавший вышедшую в свет
книгу, дает о редакции ее неудовлетворительный отзыв в письме к
своему другу А. А. Шестакову и замечает: «Всему виноват Логин
Иванович Кутузов, взявшийся за издание оного; отдал в разные руки и
наконец вышло самое дурное повествование весьма любопытного и со
многими опасностями сопряженного путешествия. Я не знаю, в каком
виде представил оное Беллинсгаузен, но ясно вижу, что слог в
донесении моем к Беллинсгаузену после разлучения нашего и по
прибытии в Порт-Жаксон изменен совершенно, а кто взял на себя это
право, не знаю» *(77).
Первое издание состояло из двух томов без
всяких иллюстраций, а все карты и рисунки были собраны в приложенный
к нему «Атлас» (19 карт, 13 видов, 2 вида ледяных островов и 30
различных рисунков). Карты для Атласа, составленные, повидимому,
самим Ф. Ф. Беллинсгаузеном, гравировал Иванов, а замечательные
рисунки художника Михайлова были литографированы на камне
художниками Академии художеств И. П. Фридрицем, Ганзасом и
Гейтманом (качество литографий оставляет желать лучшего, что и
отметил М. П. Лазарев в вышеприведенном отзыве).
К сожалению,
оригинал рукописи Беллинсгаузена и Лазарева, а также все заметки их
соплавателей и шханечные журналы шлюпов «Восток» и «Мирный» в
архивах разыскать пока не удалось: нужно думать, что они были взяты
Беллинсгаузеном при подготовке своего труда к изданию, а
впоследствии утрачены. Поэтому редактор, при подготовке настоящего,
второго, издания, не имел возможности сверить текст первого издания
с первоначальным текстом рукописей.
Текст первого издания был
сохранен почти в полной неприкосновенности, тем более, что
литературный стиль его вполне удовлетворительный и простой, хотя и
несколько сухой.
Редактором были введены лишь следующие
изменения в текст первого издания:
1. Изъяты все титулы и
излишние излияния верноподданнических. чувств, столь не свойственные
прямой натуре Беллинсгаузена и Лазарева, и, вероятно, внесенные в
текст редакторами первого издания.
2. Написание некоторых слов,
терминов и наименований изменено на более современное (например, не
азимуф, а азимут, не амплитуд, а амплитуда, не Кронштат, а Кронштадт
и т. п.).
3. Изъяты имеющие чисто местный исторический интерес
описания английской колонии Новый Южный Уэльс и исторический обзор
политических изменений в Бразилии и Португалии, а также длинный
перечень латинских ботанических названий с их переводом на русский
язык (эти изменения каждый раз оговариваются в примечаниях
редактора).
4. В первом издании все долготы отсчитываются к
востоку от Гринвича, даже после перехода шлюпов за линию перемены
даты (меридиан 180°); в новом издании восточные долготы, превышающие
180°, переведены в западные долготы от Гринвича.
5. Вместо
атласа впервые публикуются почти все рисунки из альбома художника
Михайлова.
В новом издании все даты сохранены по старому стилю
(для перевода их по новому стилю необходимо прибавлять 12 дней, так
как это соответствует разнице стилей в XIX в.). Все встречающиеся
русские меры не переведены в метрические, однако в конце книги
имеются соответствующие переводные таблицы. Глубины приведены в
морских саженях (по 6 фут.). Объяснение морских терминов дано в
кратком словаре, помещенном в конце книги.
Подстрочные
примечания к вступительной статье помечены нами звездочкой;
примечания к тексту Беллинсгаузена — подписью «Ред.».
Примечания
редактора, внесенные в конец книги, имеют в тексте цифровой
указатель.
При ссылке на документы допущены следующие
сокращения: 1) "ЦГАВМФ" — Центральный государственный архив
Военно-морского флота; 2) «Первое издание» — первое издание
труда Беллинсгаузена «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане
и плавание вокруг света в продолжении 1819, 20 и 21 годов,
совершенные на шлюпах «Востоке» и «Мирном».
При подготовке
нового издания большое содействие мне оказали предоставлением ценных
архивных материалов начальник Центрального государственного архива
Военно-морского флота майор Александр Алексеевич Самаров и старшие
научные сотрудники того же архива: капитан Анатолий Васильевич
Соколов, Михаил Никифоров Варфоломеев и Ирина Алексеевна Бакланова;
уточнение современных русских и латинских названий рыб, птиц,
млекопитающих и других организмов любезно согласились взять на себя
академик Лев Семенович Берг и сотрудник Зоологического института
Академии наук СССР Елизавета Владимировна Козлова. Считаю своим
долгом принести им мою глубокую благодарность.
Е. Е. Шведе
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
*(1) Джеймс кук. Путешествие к Южному полюсу и вокруг света. Государственное издательство географической литературы, Москва, 1948 г., стр. 33.
*(2) Cooks II, Voyage, II, 1777, стр. 292.
*(3) Там же, стр. 293.
*(4) ЦГАВМФ, Личный фонд И. И. Траверсе, дело 114, лист 3.
*(5) ЦГАВМФ, Сборный фонд, дело 476, листы 11—14.
*(6) Там же, листы 6—10.
*(7) ЦГАВМФ, Личный фонд И. И. Траверсе, дело 114, листы 6—21 (записка написана на русском языке, сопроводительное письмо — на французском).
*(8) ЦГАВМФ, Личный фонд И. И. Траверсе, дело 114, лист 21.
*(9) «Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Камчатке» в 1717, 1818 и 1819 годах», изд. 1822 г.
*(10) Объяснение термина «шлюп» — см. в конце книги, в кратком словаре. «Посредственный» — средних размеров.
*(11) Письмо М. П. Лазарева к А. А. Шестакову от 24 сентября 1821 г. (из Кронштадта в горол Красный Смоленской губернии).
*(12) Первое издание, т. I, стр. 214.
*(13) Там же, стр. 334.
*(14) Письмо М. П. Лазарева к А. А. Шестакову от 24 сентября 1821 г.
*(15) Первое издание, т. II, стр. 188.
*(16) «Восток» имел только одну обшивку и незаделанные промежутки шпангоутов в подводной части (первое издание, т. II, стр. 210).
*(17) Первое издание, т. II, стр. 157.
*(18) Все цитаты из письма М. П. Лазарева к А. А. Шестакову от 24 сентября 1821 г.
*(19) Первое издание, т. I, стр. 4.
*(20) Цитированное письмо М. П. Лазарева к А. А. Шестакову.
*(21) И. Ф. Крузенштерн. Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева», изд. 1809 г., стр. 19.
*(22) «Слово о успехах плавания шлюпов «Востока» и «Мирного» около света и особенно в Южном Ледовитом море, в 1819, 1820 и 1821 годах», Изд. 1822 г..
*(23) Первое издание, т. I, стр. 47.
*(24) Использованы следующие источники: Общий морской список, ч. VI, изд. 1892 г.; Русский биографический словарь, т. II, изд. 1900 г.; Полный послужной список адмирала Беллинсгаузена, 1850 (ЦГАВМФ); М. А. Лялина. Русские путешественники-исследователи. Русские мореплаватели арктические и кругосветные, изд. 1892 г.; жизнеописание адмирала Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена, «Северная пчела», 1853 г., № 7.
*(25) См. статью историка Ал. Соколова "Гидрографические труды капитана (впоследствие адмирала) Ф. Ф. Беллинсгаузена на Черном море», журнал « Морской сборник», 1855 г., № 6.
*(26) Ф. Нордман. По поводу предложения поставить в Кронштадте памятник адмиралу Фаддею Фаддеевичу Беллинсгаузену, газета «Кронштадтский вестник», 1868 г., № 48, 28 апреля.
*(27) Первое издание, т. I, стр. 212.
*(28) Равноденствие связано с сильными штормами.
*(29) Изданы Ученым комитетом Морского министерства в 1839 г.
*(30) Газета «Кронштадтский вестник», 1868 г., №48.
*(31) За исключением головного линейного корабля, выскочившего на камни.
*(32) Дело № 3 архива Географического общества ССР «Об избрании новых членов», 1845 г.
*(33) Газета «Кронштадтский вестник», 1868 г., №48.
*(34) Памятник выполнен скульптором И. Н. Шредером и архитектором И. Л. Монигетти. Беллинсгаузен на памятнике изображен во весь рост, опирающийся на земной глобус.
*(35) Использованные материалы: Общий морской список, т. VII, изд. 1893 г.; Русский биографический словарь, изд. 1914 г.; Подлинный послужной список адмирала Лазарева, 1850 г.; П. Ф. Морозов, К. Н. Никульченков «Адмирал Лазарев», журнал «Морской сборник», 1946 г., № 6; Письма М. П. Лазарева к А. А. Шестакову, рукопись.
*(36) Почти одновременно в Морском корпусе учились его братья Андрей и Алексей, также совершившие кругосветные плавания; первый из них умер вице-адмиралом, второй — контр-адмиралом.
*(37) «Южный полюс», из записок бывшего морского офицера, изд. 1853 г. (анонимная брошюра, написанная П. М. Новосильским, плававшем на шлюпе «Мирный» в чине мичмана.
*(38) В цитированной брошюре «Южный полюс».
*(39) Письма Михаила Петровича Лазарева к Алексею Антиповичу Шестакову, рукопись, письмо от 24 сентября 1821 г. из Кронштадта.
*(40) Там же.
*(41) ЦГАВМФ, фонд ДММ, 1819 г., дело 660, т. II, листы 239—245.
*(42) 30 марта 1851 г. (Список членов Географического общества по времени избрания).
*(43) Напечатаны в журнале «Морской сборник» за 1918 г., № 2—3.
*(44) Автор проекта памятника скульптор Н. С. Пименов.
*(45) В книге Беллинсгаузена и целом ряде изданий принята транскрипция Завадовский; иногда писали Заводовский (в архивных делах имеется его собственноручная подпись «Завадовский», фонд 408, кн. 178, стр. 268.
*(46) В списках экспедиции и книге Беллинсгаузена принята транскрипция Симанов, сам же он, повидимому, писал Симонов.
*(47) Характерно, что на первое приказание взять священника оба командира шлюпов — Беллинсгаузен и Лазарев — ответили отказом, мотивировав это «отсутствием приличного места» (ЦГАВМФ, ДММ, дело 660, ч. 1, лист 365).
*(48) И. Ф. Крузенштерн. «Путешествие вокруг света», глава I, изд. 1809 г.
*(49) Имена и фамилии взяты из «Списка шлюпа «Восток» о выданных командиру единовременного пособия, а офицерам и служителям по их окладам жалования за год». ЦГАВМФ, ДММ, 1819 г., д. 660, ч. 2, листы 92—97 и из такого же списка шлюпа «Мирный».
*(50) Автор дневника, озаглавленного «Памятник», изданного Географгизом в книге «Плавание шлюпов «Восток» и «Мирный» в Антарктику в 1819, 1820 и 1821 годах». М. 1949 г.
*(51) Первое издание, т. I, стр. 53.
*(52) Дневник лейтенанта Ф. П. Литке, шлюп «Камчатка», 1819 г., 2 августа; дело ЦГАВМФ, фонд Ф. П. Литке, дело 9, лист 149.
*(53) Примечание в английском издании 1945 г., т. 1, стр. 39.
*(54) А. Глотов. Изъяснение принадлежностей к вооружению корабля, изд. 1816 г., и проф. А. А. Данилевский. «Русская техника», изд. 1948 г.
*(55) Список книг, имевшихся на шлюпах, приведен в архивных делах (ЦГАВМФ, ДММ, дело 660, ч. 1, листы 492—493 и 154).
*(56) Под таким названием он значится в подлинном альбоме рисунков художника П. Н. Михайлова, хранящемся в Историческом музее в Москве.
*(57) Беллинсгаузен проявил исключительную скромность и в том отношении, что его собственное имя нигде среди новых открытий не появляется, а именем Лазарева, уже на другом этапе экспедиции, был назван один из островов архипелага Россиян (море Беллинсгаузена и остров Беллинсгаузена получили свои наименования от тома, часть пятая, издание 1823 г., стр. 212).
*(58) Первое издание, т. I, стр. 155.
*(59) Там же, стр. 16—17.
*(60) Широта указана по предварительному донесению Беллинсгаузена, отправленному из Порт-Жаксона, ввиду того, что в книге Беллинсгаузена не имеется этих данных, столь важных для установления крайних южных точек проникновения экспедиции. Долгота также взята из предварительного донесения Беллинсгаузена.
*(61) Предисловие, стр. XVI.
*(62) Там же, стр XIX.
*(63) Напечатано в «Записках, издаваемых Государств. адмиралт. департаментом», часть пятая, издание 1823 г., стр. 212.
*(64) Подчеркнуто нами (Е. Ш.).
*(65) Цитированная брошюра «Южный полюс», изд. 1853 г., стр. 30.
*(66) Первое издание, т. II, стр. 255.
*(67) Редактор и комментатор первого английского издания книги Беллинсгаузена, уже упоминавшийся антарктический исследователь Дебенхен, выражает удивление, что строевой русский моряк мог решать правильно столь сложные научные вопросы.
*(68) James Ross. A Voyage of discovery and research in the Southern and Antarctic regions during the years 1839—1843, изд. 1847.
*(69) Dr. A. Petermann. Spitzbergen und die Arktische Central Region. Mitteilungen, Erganzungsband, IV, 1865—1867.
*(70) Первое издание, т. I, стр. 19.
*(71) Журнал «Яхта», 1876 г., № 16.
*(72) Первое издание, т. II, стр. 120.
*(73) Доклад президента Географического общества Союза ССР академика Л. С. Берга «Русские открытия в Антарктике» на общем собрании Общества, 10 февраля 1949 г.
*(74) Первое издание, т. I, предисловие.
*(75) Там же.
*(76) «Дело Ученого морского министерства», № 20.
*(77) Письмо от 26 января 1834 г..
|
|
|
|