А. В. Шелов

Исторический очерк крепости Кронштадт
 

ГЛАВА VI.

Усиление обороны Котлина. Дело 14 июля. Конец кампании 1705 г.

      Повреждения неприятельского флота, вероятно, были так серьёзны, что некоторое время он стоял в Биорке, высылая суда лишь для разведки. От пойманных крестьян однако знали, что неприятель готовит много мелких судов, имевших уже в Петербурге команды, около 1000 человек, которые он велел выслать на Котлин; это позволило снять с галер часть пехоты и усилить ею отряд Толбухина, в распоряжении которого оказалось три полка, всего 2000 человек. Относительно обороны рейда Крюйс принял следующие меры: поставил два бомбардирских корабля ниже Кроншлота, чем он ясно указал на слабое вооружение форта, и на обоих фарватерах приказал установить массу фальшивых вех, чтобы посадить неприятеля на мель. Едва были окончены работы, как 10-го июля на северный фарватер пришли три шведских фрегата и две шнявы, которые производили рекогносцировку косы, и перед уходом сделали два залпа по батарее Толбухина № 2. « Им добрый ответ учинили», причём у нас разорвало одну 6-ти фунт. пушку, без вреда для прислуги ¹⁾. 12 июля шнявы вернулись, и производили промеры северного фарватера, откуда, очевидно, шведы задумали сделать вторичное нападение, с целью атаковать позицию у Кроншлота одновременно с берега и с моря, как показывали впоследствии пленные. Догадываясь, что шведы подготовляют серьёзную атаку на косу, Крюйс приказал полковникам Толбухину и Островскому, при содействии поручика артиллерии Гильсона, сделать на всякий случай «транжамент». Он созвал на свой корабль всех офицеров, увещевал их быть верными, обеая повышение в чине, и приказал: как неприятель станет приближаться, «себя в явь не казать и открыть пальбу только когда будут у берега, по прежнему». Офицеры обещали и блестяе сдержали своё слово ²⁾. Манёвр Крюйса был прост и остроумен: коса, покрытая кустарником и казавшаяся пустынною, заставляла шведов или потратить массу снарядов, которых, вероятно, они не имели, или идти наобум, что они и сделали.
      В эти дни было поставлено до 15-ти шести-фунтовых пушек на батареях Толбухина, нужных главным образом для действия против десанта.
      14-го июля, на рассвете, у финляндского берега появился непрятельский флот в числе 24-х вымпелов, а в 5 час. утра 20 судов атакующего выстроились в линию против батареи Толбухина № 2 к северу от неё, четыре же пошли на южный фарватер, для действия с тыла по той же батарее (лист № 1). Как было сказано, батарея Толбухина № 2 была построена на два фронта, и к этому дню были вооружены оба фронта; на северном было 15 и на батарее № 1 пять орудий, действовавших по южному фарватеру. Близ батарей выстроен «транжамент» на три пехотных полка, приблизительно 2200 человек, представлявший, вероятно, сомкнутое укрепление траншейной профили.
      Все шведские корабли, кроме бомбардирских, подошли к косе с двух сторон так близко, как позволила глубина. Передовым был адмиральский корабль, по которому и дали первый залп из 5-ти пушек, по самой ватерлинии. Эффект получился полный: забегали матросы, и стали перетаскивать орудия, «для наклонения корабля на штюр-борт», т. е. чтобы в пробоины не хлынула вода. « Неприятель начал всею своею силою, из верхних и нижних пушек, с обоих сторон с кораблей против острова стрелять, на что наши, как добрые солдаты, им ничем должны не остались» ³⁾. Как видно из описания, какнонада была сильная, но, к счастью, не принесла вреда ни нашим батареям, ни даже пехоте, укрывавшейся в укреплениях и не принимавшей пока никакого участия в деле. Огонь же береговых батарей оказался настолько действительным, что в восьмом часу неприятель должен был отступить, и заняться починкой адмиральского корабля; вперёд же выдвинули бомбардирские корабли, составлявшие в то время главную силу флота в борьбе с берегом; они и метали на косу бомбы до 11 ? часов утра. После этого от эскадры, стоявшей на северном фарватере, отделились мелкие суда и пошли быстро к берегу. По мере их приближения к косе, огонь судов прекращался с обоих фарватеров, что позволило батареям Толбухина беспрепятственно поражать лодки ядрами, а пехоте покинуть закрытия, и тоже открыть огонь. Лодкам пришлось остановиться у мели, находившейся в сфере ружейного огня с берга, и десантному отряду идти на штурм по воде. В начале было мелко, потом стало глубже; иные шведы оказались в воде по горло, иные тонули, произошёл беспорядок, а тем временем, «наших полков Гамонтова и Мякишина солдаты, не утерпя, начали палить залпом и неприятеля побили» ⁴⁾. Батареи в то же время действовали картечью, и неприятель «пришёл в полную конфузию». Все кинулись к лодкам, в торопливости некоторые боты опрокидывались, отсталых не подождали и поплыли к флоту, который во втором часу отступил. Сведения о потерях шведов в этом бою по всем источникам разные. Крюйс доносил Государю: «нашими солдатами выловлено из моря 330 шведов, побитых и потонувших; ныне ещё достали 90 тел; взято в плен семь офицеров и до 60 рядовых» ⁵⁾. По шведским источникам у них убитых 400, раненых 170, в плену 7 офицеров и 28 рядовых. Мы помещаем эти цифры, чтобы показать, что сами шведы считали это дело уже не пустым. Потери русских были: 29 убитых и 50 раненых. Это было последнее серьёзное дело крепости со шведским флотом, проигранное шведами потому, что они дали нам время вооружить батареи, и не знали хорошо местности, владея островом около двух столетий. Ошибка, за которую всегда платились и будут платиться. Бой был чисто артиллерийский, в котором наша юная артиллерия показала полное превосходство над шведской.
      Нерешённым остаётся вопрос, почему адмирал Крюйс позволил четырём судам безнаказанно бомбардировать с юга косу, и не двинул хотя бы галер, и вообще отнёсся пассивно к этому делу, имея в своём распоряжении эскадру, стоявшую на южном фарватере: хотя, конечно, трудно через два столетия судить о состоянии эскадры в тот именно момент.
      Шведы ещё сделали последнюю слабую попытку, а именно: 15-го июля подошли к косе, но с Толбухиных батарей открвли по ним такой огонь, что корабль вице-адмирала де-Пруа должен был обрубить якорный канат. В два часа ночи неприятельский флот пошёл прочь, провожаемый с косы бомбами двух мортир, доставленных Толбухину в тот же день.
      Таким образом, кончился период жестокой борьбы за Котлин, и шведы навсегда потеряли его. Из описания дел видно, что, собственно, один форт Кроншлот не удовлетворял тактическим требованиям обороны, и почти под огнём неприятеля, на местах, указанных самими же шведами, попытками их высадить десант, возникли укрепления, сохранявшие долго своё первенствующее значение, как ключи позиций, а именно: Ивановская батарея и бывшие батареи Толбухина. Вооружались эти батареи под огнём и, только благодаря артиллерии, неприятельский флот не мог даже приблизиться, и за все попытки жестоко платился.
      В этот год Кроншлот, как называли тогда всю крепость, был единственным опорным пунктом флота и первой точкой на Балтийском море, откуда впоследствии флот начал свои активные действия. Шведы поняли свою ошибку слишком поздно, и не сумели её исправить. После такой неудачи нельзя было ожидать скоро новых наступательных действий шведского флота, что, однако, не остановило работ по усилению Котлина: подвозили орудия, делали бомбардирские суда и т. п.
      18-го августа шведский флот вновь показался на горизонте. Крюйс выслал им навстречу галеры, шведы остановились и простояли до другого дня, когда Крюйс сам перешёл в наступление. Шведы начали отступать, и наши галеры преследовали их почти до устья реки Сестры. Это было первое активное действие нашего флота, решившегося выйти из под огня укреплений. Затем, несколько раз появлялись отдельные корабли для рекогносцировки, но Крюйс их не преследовал, остерегаясь выйти в море. 30-го сентября появилось 9 шведских кораблей, из них 8 на северном, и один на южном фарватерах. Наши стали готовиться к бою, но отделившийся корабль подал сигнал, что имеет письмо. Крюйс думал, что осмотр острова убедил их в невозможности успеха, и они ушли без выстрела.
      Этим окончилась компания 1705 г., характерная в том отношении, что с конца этого года мы, русские, перешли в наступление даже на море, сначала нерешительно, а с прибытием Царя – очень смело.
      После боя 14-го июля, который был самым кровавым и жестоким, и в то же время последним. Крюйс, донося Государю о числе найденных трупов, прибавляет: «можно верить, что из бывших на лодках побито более половины. Памятен этот день будет шведам. Я тебе, Великому Государю, истинно сказываю, что неприятель от нас до сего времени ни одной кошки или собаки, не то что человека достал языком; а мы знаем всё, что у них делается. Взяты в плен три капитана; у оного 11 ран, у другого семь; четыре поручика и прапорщика. Сказывали, что во время двукратного боя на Толбухиной косе погибло до 1000 человек. Сам главнокомандующий ранен ⁶⁾. Итог потерь при высадках показывает, что шведы шли смело, но в их действиях было мало системы и знания местности, кроме того они потеряли уже уверенность в победе. Английский посланник Витворт доносил, что дело 14-го июля было предпринято адмиралом вопреки мнения всех офицеров; при отступлении же адмирал приказал с кораблей стрелять в своих людей, что увеличивало беспорядок и потери. В этом видна бессильная злоба адмирала на неудачу при исполнении неоднократного приказа Короля. Среди трофей этого дня было 500 ружей, найденных на берегу, которые были заряжены пулями, рассечёнными на четверо, и обвитыми конскими волосами ⁷⁾, что значительно усиливало опасность раны. Трудно решить, было ли это единичное озлобление или вообе развившееся чувство ненависти, но оно, конечно, не приносило чести шведам.