А. В. Шелов

Исторический очерк крепости Кронштадт
 

ГЛАВА XIV.

1725—1730.

Подготовка к бою с английским флотом. Наводнение 1726 года. Передача гаваней и Кроншлота в морское ведомство. Проект графа Миниха и перестройка крепости. Артиллерийские работы. Производство офицеров.

      После кончины Петра Великого, в Кронштадте продолжались постройки канала, доков и т. п. морских сооружений. Как сподвижница Петра Великого, Императрица Екатерина I любила Кронштадт и посещала его: так 10-го июня Она со всем двором подошла на яхте под штандартом к флоту и затем переехала в свой дворец; в это время с Кроншлота сделан был 101 выстрел. К ужину 11-го и к обеду 12-го июня были приглашены все генералы и штаб-офицеры, жившие в крепости. 16-го Государыня осматривала работы в крепости, на другой день гавань, суда и госпиталь. Комендант бригадир Порошин был произведён в генерал-майоры и назначен Петербургским обер-комендантом¹⁾. Очевидно, что Государыня прожила почти неделю, всё осмотрела и всех обласкала.
      Политические дела наши усложнялись; желая возвратить Шлезвиг герцогу Голштинскому, супругу Анны Петровны, Россия обещалась помочь немецкому императору Карлу VI, обязавшемуся за то поддерживать права герцога Голштинского на Шлезвиг. Из-за этого вопроса мы могли втянуться в войну с Ганноверским союзом, во главе которого стояли Англия и Франция, а также Дания и Швеция; следовательно, мы должны были готовиться к борьбе с сильными морскими северными державами, и подготовлять Кронштадт к обороне.
      В виду этого вице-адмирал Сиверс писал в Петербург, прося на исполнение самых нужных работ 30000 руб., но денег в наличности не было²⁾.
      В мае 23-го, состоявший уже членом Верховного тайного Совета граф Апраксин послан был Императрицей привести Кронштадт в оборонительное положение, и по этому поводу доносил, что «нашёл крепости в великой неисправности, а именно: батареи пушками не удовольствованы и во многих местах не готовы, потому с согласия флагманов определил: батареи, прамы, бомбардирские корабли и два фрегата исправлять и снабжать их скорее»³⁾.
      При донесении положен чертёж с расположением всех судов. Очевидно, была составлена общая диспозиция для боя, разработанная потом лишь в деталях. Через несколько дней появился в Финском заливе английский флот в 23 вымпела, и в Кронштадт прибыло судно с письмом⁴⁾, содержание которого быдл, вероятно, угрожающего характера, так как в то же время Апраксин просит прибавить в Кронштадт два полка. Весь гарнизон состоял из семи полевых и двух гарнизонных полков (приложение № 9), численностью в 5057 строевых и 404 нестроевых нижних чина, не считая специальных войск, о числе которых нигде не упоминается.
      15-го июня на корабле Св. Екатерины собрался совет флагманов, на котором было выработано полное распределение гарнизона; помещаем его целиком, как очень характерное в смысле защиты крепостей, а также покажем вооружение каждого укрепления.
      
            На Цитадели. (На месте нынешнего форта Пётр I).
      «Контр-адмирал Сенявин, при нём подполковник Брунц» (артиллерист); «из морских: капитан, два капитан-лейтенанта, шесть лейтенантов и от солдат девять. От артиллерии: лейтенантов три, констапелей 9, сержантов и рядовых 500. От сухопутных: майор один, солдат и офицеров 700. Восемь галер да шесть шлюпок для осторожности от бомбардирских кораблей». Вооружение укрепления составляли 106 орудий 24-х, 18-ти и 12-ти фунт. Калибров.
      Какая большая разница от Петровского времени! Контр-адмирал сидел на форте, а на Военной гавани даже вице-адмирал! Можно предположить, что им не на чем было плавать, но этого не могло быть, так как в один год не мог флот исчезнуть. Ещё большая несообразность в распределении офицерского состава, которого слишком много: на 106 орудий 26 человек, исключая пехоты. Из всей картины выходит такое заключение, что, где при Петре Великом справлялся один, там после Него надо было пять.
      
            В Кроншлоте.
      «Капитан-командор Рослер, принём полковник Юнгор с полком в 1000 человек мушкатеров, если не будет то дополнить. Артиллерии маиор Фукс, для посылок 3 офицера. Галер содержать шесть, шлюпок 4». Он был вооружён 172 орудиями, тех же калибров как и Цитадель, но на нём было три 5-ти пуд. Мортиры и 4 гаубицы.
      
            На острове.
      «Быть бригадиру Блеклову с двумя полками: Владимирским и Островского; кто из полка Островского взять к пушкам на гавань, дополнить из других и оными полками предостерегать ему от нападения все места, имея при себе полковые пушки».
      
            На Купеческой гавани.
      «Генерал-маиор Гасениус с двумя полками, полковник Витвер с оставшимися пушкарями за распределением в Кроншлот и Александровскую крепость», вооружённую 40 пушками.
      
            На Военной гавани.
      «Вице-адмирал Сиверс, двенадцать офицеров морских, от артиллерии четыре лейтенанта, 4 констапеля, пушкарей против пушек, матросов 500, солдат с офицерами 500». На обеих гаванях было 202 орудия, из них 8 гаубиц и 2 мортиры.
      «Вице-адмиралу Гордону иметь команду над кораблями. Поставить между Купеческой гаванью и Старым Кроншлотом четыре прама, укрепив их неподвижно»⁵⁾.
      В общем, на всех укреплениях получалась цифра вооружения уже в 512 орудий.
      Из этой диспозиции мы видим, что новое укрепление Цитадель приобрело большое значение, как будто в ущерб крепости Св. Александра, вероятно потому, что ждали большого флота, но не опасались десанта; это доказывается и концентрацией всех сил у прохода по фарватеру, тогда как всего два полка назначены на косу для отражения десанта. Кроме того, галеры и шлюпки были расписаны по укреплениям для их защиты, а не были в руках одного лица, которое могло их выдвинуть всей массой в нужный момент, как раньше делал это вице-адмирал Крюйс, такое разделение ослабляло значение галерной эскадры.
      В административном отношении диспозиция показывает, что все укрепления, за исключением крепости Св. Александра, были в руках моряков; только бригадир Блеклов являлся представителем сухопутного ведомства, как защитник от десанта. Размещение орудий и их калибры показывают, что преимущество отдавалось пушкам, остальные роды орудий как бы случайно оставались на некоторых укреплениях. Стрельбе разрывными бомбами больших калибров, очевидно, перестали придавать то значение, которое придавал Крюйс.
      Сигналом общей тревоги служило поднятие красного флага на корабле Св. Екатерины и три выстрела с него же. По этому сигналу все люди бросали работы, и занимали места по батареям для боя⁶⁾. Сама Императрица 11-го августа приехала в Кронштадт, осматривала все укрепления, объезжая их в карете, и провела в крепости два дня⁷⁾.
      Всё было своевременно готово для встречи неприятеля, так как английский адмирал Вогар, стоявший у Ревеля, прислал письмо князю Меншикову, в котором говорит, что, если русские войска двинутся в Шлезвиг, то он принужден будет открыть военные действия. Однако до войны не дошло. Со смертию Императрицы Екатерины I, политика наша изменилась, и Шлезвиг-Голстинский вопрос затих.
      В этом же году Кронштадт пострадал от двух больших наводнений, бывших 18-го сентября и, самого большого, 1-го ноября. Адмирал Ногаев в своих записках говорит, что он был «на карауле в Кронштадтской Цитадели; вода, выгнав их из караульного дома, сгоняла с банкета на банкет, потом покрыла все пушечные платформы и принудила отсиживаться на пушках, где они, окачиваемые морскими волнами, пребывали до полуночи в отчаянии живота». Однако, Бог спас всех. Подобные наводнения, конечно, разрушали возводимые земляные постройки, не дозволяя окончить крепость.
      По поводу этого наводнения весною 1724 года вице-адмирал Сиверс писал Меншикову, что в крепости Св. Александра три бастиона подмыло, и палисад тоже, «а который есть и тот гнил. По моему мнению», продолжает он «если этой крепости впредь быть надлежит, весною вырыть песок и класть дикий камень, сажень в ширину и в вышину и на этом фундаменте насыпать крепость, теперь же хоть и починить дёрном не будет надёжно и от стрельбы может развалиться»⁸⁾. Эти мысли Сиверса, бывшего в то время главным командиром в Кронштадте, интересны для нас, как выражающие в первый раз сомнения в необходимости крепости Св. Александра; впоследствии увидим, что это мнение укоренилось, и держалось до половины XIX века. В течение лета чинилась центральная крепость, и к сентябрю были построены полисады в 5-ти куртинах, «да бруст-веренги в одну куртину и два бастиона были готовы для вооружения». В Александровской крепости тоже валы были исправлены, и возведён каменный гласис, «чтобы валы (т. е. волны); в крепость не били»; также рыли Итальянский пруд и отделывали его камнем⁹⁾.
      В то же время возник вопрос о передаче всех морских укреплений в ведение флота. Нигде нет мотивов, которыми руководился Верховный Тайный Совет, издавший 14-го марта следующий указ: «при Ревельской и Кронштадтской гаванях, цитаделях и шанцах артиллерийскую арматуру, припасы и служителей, что надлежит к обороне сухопутной, то содержать Военной, а что к обороне морской, то Адмиралтейской Коллегии»¹⁰⁾.
      На основании этого указа Военная Коллегия писала, что Кронштадт, как морскую крепость, должна содержать Адмиралтейская Коллегия, которая на это отвечала, что не имеет особых сумм на содержание крепостей, а потому примет их только вполне исправными. Контора Главной Артиллерии разбирала, что следует передать, и решила: снять все лишние пушки, а передать только которые полагались¹¹⁾ (приложение № 10). Из приложения видно, что для подготовки к бою было поставлено на поименованных батареях 520 орудий, полагалось же 365, хотя официально выработанной табели вооружения не было. Кроме упомянутых батарей, на косе были ещё укрепления и центральная ограда, о передаче которых в морское ведомство не было и речи, а потому общее число орудий, вероятно, было значительно больше.
      Результатом всей огромной переписки явилась промемория Военной Коллегии, в которой она писала, что снимает с себя ответственность, «если морские крепости придут в упадок от несмотрения». Так как отделения морской артиллерии не было, т. е. люди и офицеры назначались той же Канцелярией Главной Артиллерии, но они находились в распоряжении Адмиралтейской Коллегии, то вопрос шёл лишь о том, из каких сумм расходовать на содержание, от сухопутного или морского ведомства. В марте 1728 года собралась комиссия, в которую из сухопутного ведомства назначены были: бригадир Игнатьев, подполковник артиллерии Шпейрейтер и обер-кригскомиссар Унковский. Эта комиссия пришла к следующему решению:
      1) «Кроншлот и Купеческую гавань принять Адмиралтейской Коллегии в том виде, как они находятся, а Кронштадтскую крепость и Александровскую содержать Военной Коллегии.
      2) Для содержания артиллерийскихприпасов назначить 100 человек артиллерийских служителей от сухопутного ведомства, от которого давать им содержание».
      3) На каждую пушку, стоявшую на Кроншлоте, было положено по 30 холостых зарядов для салютов. На артиллерийские припасы 500 рублей в год.
      4) «На починку и исправление крепостей, а также на расходы военного времени отпускать по донесениям Адмиралтейской Коллегии.
      5) Когда флот в море, то караулы занимает сухопутный гарнизон»¹²⁾.
      После обсуждения этих вопросов Военной Коллегией назначены были депутаты для фактической сдачи и приёма укреплений. От морского ведомства принимал полковник Брунц, от Артиллерийской Канцелярии сдавал майор Фукс. Сдано на Кроншлот 176 орудий, и в Купеческой гавани 257, т. е. больше, чем полагалось¹³⁾. Таким образом, явился порядок вещей, существовавший целое столетие, по которому сухопутное ведомство ведало только центральной крепостью и Александровской, все же остальные укрепления перешли в руки морского ведомства.
      На время передачи все работы прекратились, но вскоре возобновились, вследствие доклада вице-адмирала Сиверса, что шведы готовятся к походу. В виде охраны, он даже просил роту драгун для разъездов; в его распоряжение был выслан взвод от Выборгского Драгунского полка¹⁴⁾, содержавший разъезды на Косе.
      В предыдущем (1727) году был назначен новый строитель в Кронштадт подполковник Де-Кулон, который вместе с графом Минихом осматривал крепость. Последний был послан по Высочайшему повелению, и представил своё мнение со всеми планами Императору Петру II¹⁵⁾. Очевидно, это был цельный новый проект крепости, отличавшийся многими частными изменениями, а именно: вместо фронтов по системе Кугорна, построенных уже по западной стороне, предположены были фронты по бастионной системе Вобана; ограда по северной стороне предполагалась в виде ряда бастионных фронтов; сторона каждого полигона равнялась 150 саженям, такой же оградой предполагалось окружить восточную и южную стороны острова до Военной гавани. «Нельзя не согласиться», говорит генерал Ласковский, «что фронты подобного расположения более соответствовали своему назначению, чем принятые Петром Великим».
      Крепость Св. Александра осталась того же начертания, только увеличена длина полигонов. Вообще, в царствование Императора Петра II был составлен тот проект, который был приведён в исполнение позже.
      Зимою 1729 года Высочайшим указом предписывалось графу Миниху представить подробные сметы, а с весны приступлено к работам, в которых принимали участие полевые полки Владимирский, Новгородский и гарнизонные Кронштадтский и Кроншлотский. Графу Миниху было разрешено треть всех людей брать на работы, оставляя караулы по своему усмотрению¹⁶⁾. Почти в то же время был издан указ, чтобы коменданты сами заботились о починке крепостей, и могли брать гарнизонных солдат на работы, но не более трети наличного состава.
      В течение двух лет (1729 и 1730) с апреля по октябрь работало в среднем 2300 человек ежедневно, что обходилось казне около 4500 рублей в месяц, т. е. израсходовано в это время около 60000 рублей, что же было сделано, увидим позже, когда опять хватились за боевую подготовку крепости, и пришлось всё делать снова.
      Относительно вооружения, по совещанию Военной и Адмиралтейской Коллегий, в 1728 году решено иметь на Кроншлоте, Купеческой гавани и в Цитадели 463 пушки, на Александровской крепости пока, вероятно, осталось без изменения, что же касается вооружения центральной крепости, то об нём ничего не известно.
      Внутренняя жизнь гарнизона в эти годы представляла мало интересного, так как все люди были привлечены к земляным работам.
      Немзвестно, в силу каких распоряжений полки перестали называться по фамилиям своих командиров, и вместо Толбухина и Островского, явились полки Кронштадтский и Кроншлотский, но, очевидно, эти были те же самые, так как по привычке их иногда называли старым прозвищем.
      Артиллерийская команда занималась своим специальным, кажется, не имевшим конца, делом, т. е. строила лафеты; так в 1729 году капитан Макария доносит, что нет «деловых изб» для приготовления лафетов, а также кузницы и лаборатории; всему необходимому посылались проекты с прибавлением, что надо сделать 163 лафета, «так как старые корабельные зело плохи»¹⁷⁾. Переписка по специальной части шла через начальника гарнизонного артиллерийского округа полковника Ртищева, а не через коменданта. Вообще заметно стремление к ограничению прав комендантов; им велено было возводить новые и чинить старые постройки по указаниям инженерных штаб-офицеров, имевшихся в крепостях.
      В 1726 году последовал указ Военной Коллегии об обучении в каждом полку по одному солдату от роты канонирской науке, чтобы от полка было 8 человек¹⁸⁾, и с этих пор артиллерия являлась постоянным инструктором не только для гарнизонных, но и для полевых полков.
      Совершена была реформа в способах производства офицеров помощью баллотировок, 1-го июня 1726 года Императрица Екатерина I приказала производить по «свидетельству и старшинству», т. е. по аттестациям начальства. В прилагаемой аттестации 1727 года находим, что из 13 капитанов четыре не аттестованы за старостью и один за безграмотностью; трудно сказать, что тогда подразумевалось под старостью. Капитан, просидевший в чине 14 лет, был аттестован, а поручик Степан Толбухин, пробывши 24 года в чине поручика, аттестован «на должность квартирмейстера, но не выше сего чина» Из этог мы видим, что чины давались очень туго; можно думать, что чин капитана достигался не ранее, как через 30 лет службы, а следовательно и нормальный возраст капитана был довольно почтенный, старостью же, вероятно, должно признать лет 60-70. Отец Степана Толбухина пробыл в чине полковника 23 года, несмотря на все свои геройские подвиги и личную известность Императору. Самый разительный пример представляет прапорщик Реверцов, бывший в этом чине с 1706 года, т. е. 21 год, и не аттестованный за старостью и безграмотностью (приложение № 11). Упоминаем это, чтобы показать, как разнилось производство гарнизонных офицеров от гвардейских, состав которых, конечно, был значительно образованнее первых.
      Кроме интереса как аттестационный список, приложение показывает, что дети служили в тех же полках, где и отцы; так к этому времени три сына Толбухина служили в Кроншлотском полку, бывшем их отца; сын Островского служил в Кронштадтском, тоже бывшем под командой его отца. Фамилии большинства офицеров чисто русские, тогда как фамилии артиллеристов иностранные.
      В эти годы Высочайших посещений не было, что предвещало начало временного упадка крепости, продолжавшегося до второй Шведской войны, когда опять необходимо было обратить внимание на излюбленную крепость Петра Великого.