М. А. Шлендова

Они родились в Кронштадте
 

      Если академика через десять лет после смерти еще помнят, он — классик науки». Это слова Петра Леонидовича Капицы — академика, который многие десятилетия слыл во всем мире живым классиком физики XX. века. Петру Капице было 18 лет, когда будущий глава физической школы Советской России Абрам Федорович Иоффе (1880—1960) привлек его к исследовательской работе на своей кафедре в знаменитом Петербургском политехническом институте. Но вскоре Россия вступила в бедственную историческую эпоху — «эпоху войн и революций».
      Бедствий молодой ученый испытал немало. Ему выпал трагический удел — за один месяц он потерял отца, жену, двухлетнего сына и новорожденную дочь. Это произошло зимой 1919 г., во время Гражданской войны, когда свирепствовала эпидемия гриппа «испанки». Спасительной и судьбоносной оказалась для Петра Капицы научная командировка за границу. Иоффе, понимая тяжелое душевное состояние ученика, включил его в группу русских ученых, направляющихся в Европу возобновлять связи России с мировой наукой. Капица попал в Англию, в Кембридж. Здесь Петр Леонидович смог, правда не без труда, уговорить великого Э. Резерфорда дать ему возможность пройти хотя бы короткую стажировку в знаменитой Кавендишской лаборатории. Короткая стажировка затянулась на 13 лет, проведенных Капицей в Англии (1921—1934).
      Капица внес в новаторский стиль Кавендиша готовность к инженерному риску. Короткое замыкание он превратил в источник мощных импульсов, получая сверхсильные магнитные поля. Одна сотая доля секунды — ничтожное мгновение в макромире, но почти вечность для событий в микромире. «Основная идея, — объяснял Капица, — создавать поле на очень короткое время. Тем самым можно подавать в катушку, не опасаясь ее перегрева, большую электрическую энергию». В результате появились прежде недоступные сведения о строении вещества и поля. Капицу не страшил, а радовал оглушительный грохот в лаборатории, хотя иной раз вдребезги разлетались катушки и вздрагивали старые стены Кавендиша. Капица регулярно приезжал в Россию. Прожив 13 лет в Англии, он не мыслил себя англичанином и категорически отказывался менять гражданство. В сентябре 1934 года, когда ученый собирался после очередного отпуска в Кембридж, советские власти запретили ему выезд из страны. Не разрешили даже переговорить с Резерфордом, сдать дела! И Капица был вынужден начинать все заново — в Москве. А ведь ему уже исполнилось сорок...
      В 1938 году Петр Леонидович отправил в журналы «Доклады Академии наук СССР» и «ЫаШге» (Англия) необычайное сообщение: открыто явление сверхтекучести — движение жидкости без трения! Это небывалое физическое свойство возникало у жидкого гелия при сверхнизких температурах. Открытие сверхтекучести жидкого гелия, без сомнения, наиболее известное научное достижение талантливого исследователя.
      Через год после окончания войны, в 1946 году, правительство нанесло Капице еще один удар — разлучило его с родным, созданным им институтом на Воробьевых горах! Капицу сняли с должности директора по причине... независимости и редкостной смелости поведения.
      Эту независимость и смелость он трижды ярко проявил еще до войны — в 1935, 1937 и 1938 гг. В 1935 г. отправил главе правительства резкое письмо в защиту выдающегося математика Николая Николаевича Лузина (1883—1950), которого травили партийные чинуши. И хотя ответ получил грубый, можно не сомневаться, что письмом своим Капица, по крайней мере, спас Лузина от ареста.
      В 1937 году арестовали видного физика-теоретика В. А. Фока (1898—1974), и Петр Леонидович, не откладывая, послал депешу прямо Сталину. И тот, пораженный такой смелостью, повелел Фока отпустить. А когда апрельским утром 1938 г. не явился в институт физических проблем глава теоретиков Лев Ландау и тотчас стало известно — почему, Капица снова незамедлительно потребовал вмешательства самого Сталина.
      Петр Леонидович Капица прожил интересную и трудную жизнь, Нобелевскую премию он получил незаслуженно поздно — в 84-летнем возрасте, в 1978 году, когда все его «сверх» уже «прописались» в истории современной науки, и за каждое «сверх» по отдельности он мог бы стать лауреатом этой престижной премии.