| |
|
|
Он был, о море, твой певец
В июле 2007 года исполняется 190 лет со дня рождения величайшего художника-мариниста Ивана Константиновича Айвазовского. Он был талантлив и трудолюбив, артистичен и многогранен. Больше всего в жизни любил море, Флот и Россию! В преддверии юбилейной даты предлагаем нашим читателям некоторые фрагменты его удивительной биографии...
В Феодосии и Петербурге
17 июля 1817 года священник армянской церкви города Феодосии сделал запись о том, что у Константина (Геворга) Гайвазовского и его жены Репсиме родился «Ованес, сын Геворга Айвазяна». Помимо него у Геворга и Репсиме было еще два сына и две дочери.
Выходец из Южной Польши — Галиции — Геворг Айвазян писал имя и фамилию на польский лад — Константин Гайвазовский. Этой фамилией станет подписывать свои первые картины и его сын Иван, которому суждено будет прославить фамилию своих предков.
Константин Гайвазовский обосновался с семьей в Феодосии в самом начале XIX века. Основанная греками в VI веке до н.э., Феодосия пережила возвышения и разорения, могущество и славу. Но к XIX веку она превратилась в небольшой провинциальный городок.
Семья Гайвазовских была не богата. Отец одно время успешно занимался торговлей, но обрушившаяся на город в 1812 году чума разорила семью. Свободно владея несколькими языками, — армянским, русским, польским, венгерским, турецким, греческим — Константин Гайвазовский исполнял должность старосты на феодосийском базаре. Мать была искусной вышивальщицей. Дом был невелик и стоял на возвышении, откуда была видна даль моря. Оно, да еще небо над ним, стали главными впечатлениями детства, определившими судьбу будущего художника.
Первые рисунки Вани — это копии портретов, военных сцен. Однажды его работу на стене дома случайно увидел градоначальник Феодосии Александр Иванович Казначеев. Интерес главы города к сыну старосты феодосийского базара решительным образом изменил жизнь мальчика. В руках юного Айвазовского впервые оказались настоящие акварельные краски, кисти и хорошая бумага. В 1830 году Казначеева перевели из Феодосии на службу в Симферополь и назначили Таврическим губернатором. Тогда Казначеев определил мальчика в Симферопольскую гимназию.
Три года, проведенные в семье Казначеева, не прошли даром. Атмосфера дома и круг знакомств способствовали его быстрому развитию. Наталья Федоровна Нарышкина, частый гость в доме Казначеева, начала хлопотать о приеме Айвазовского в Петербургскую Академию художеств. Ответ из Академии был следующим: «молодой Гайвазовский, судя по рисункам его, имеет чрезвычайное расположение к композиции, но, так как он, находясь в Крыму, не мог быть так основательно подготовлен в рисовании и живописи, ему необходимо пройти полное обучение в Академии художеств». Было назначено принять Айвазовского в Академию на казенный счет. Что и произошло в августе 1833 года.
Начиналась новая жизнь. Воспитанники Академии поднимались в 5 утра, затем следовали непременная молитва, завтрак, и в семь начинались занятия в классах. Сначала — общеобразовательные предметы и теория живописи, а после обеда ученики рисовали красками. Потом снова классные занятия. Вечером при свечах — занятия рисунком. В девять все обязаны быть в спальнях. Возможно, этот утомительный ритм мог показаться невыносимым, если бы он не был наполнен творчеством, радостью ежедневных открытий.
Айвазовский был определен в класс профессора Максима Воробьева, главным интересом которого была пейзажная живопись. Воробьев не только увлекал своих учеников рассказами о мастерстве и особенностях живописи своих учителей, но он мог зажечь воображение юных художников искренним восторгом перед красотой природы.
Склонность Айвазовского к изображению водной стихии проявилась очень рано. Он копировал морские пейзажи француза Клода Лорена, голландских живописцев XVII века, славившихся своими изображениями моря, кораблей, прибрежной части голландских городов. Живописцы Голландии считаются основоположниками маринистического жанра.
В доме Воробьева Айвазовский познакомился с поэтом Василием Жуковским, баснописцем Иваном Крыловым, художником Александром Орловским, Алексеем Томиловым и многими другими.
Неожиданное событие едва не изменило течение жизни Айвазовского. В начале 1835 года по приглашению Николая I в Петербург приехал модный французский маринист Филипп Таннер. Айвазовский был определен ему в помощь. Способный ученик быстро усвоил приемы парижского маэстро и, не желая долго быть у него подручным, но стремясь к собственному творчеству, написал к академической выставке картину «Этюд воздуха над морем», получив на за нее серебряную медаль, что чуть не стало концом его карьеры. Оскорбленный независимым поведением своего помощника Таннер пожаловался на него императору, который не терпел нарушения субординации и велел все картины Айвазовского снять с выставки. Потребовалось заступничество Жуковского, Крылова, Воробьева, чтобы утихомирить царскую немилость. Вскоре и сам Таннер, прибывший в Россию «на ловлю счастья и чинов», отвергнутый русским обществом, бесславно покинул страну.
А наш герой продолжал совершенствовать свой талант, отправившись летом 1836 года с кораблями Балтийского флота по Финскому заливу. А дальше будут Эгейское, Средиземное и Адриатическое моря, могучее дыхание Атлантики и Тихого океана. В самых ранних работах «Вид на взморье в окрестностях Петербурга» и «Большой рейд в Кронштадте» поражало мастерство, с каким были написаны вода, морская пена, северное небо.
В сентябре 1836 года Айвазовский встретился с А. С. Пушкиным, за несколько месяцев до гибели поэта. «С тех пор и без того любимый поэт сделался предметом моих дум, вдохновения и длинных бесед, рассказов о нем», — вспоминал на склоне лет Айвазовский.
В 1837 году как лучший выпускник Академии художеств Айвазовский получил золотую медаль и право на 6 лет уехать за границу.
В Италии
Летом 1840 года он отправился в Италию. В Венеции в армянском монастыре Святого Лазаря уже много лет жил старший брат Ивана Константиновича — Габриэл. Братья встретились после долгих лет разлуки. Монахи поселили Айвазовского в келье, которую когда-то занимал Байрон. Английский поэт был настолько увлечен людьми и обстановкой монастыря, что даже начал изучать армянский язык и издал англо-армянский словарь. Айвазовский на склоне лет написал картину, изображающую Байрона среди монахов армянского монастыря.
За несколько месяцев Иван Константинович объездил почти всю Италию, а впечатления от увиденного оставались на полотнах мастера. «Я, как пчела, сосу мед из цветника, чтобы принести благодатную дань царю и матушке России», — писал художник в Петербург.
В Италии он часто встречался с Н. В. Гоголем и его другом — художником Александром Ивановым. Работал он много и с наслаждением. Здесь, в Италии окончательно сложился метод его работы не с натуры, а по памяти. Айвазовский выработал свою теорию. Он был убежден, что «движение живых стихий неуловимо для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск волн — немыслимо с натуры. Для этого художник должен запомнить их, и этими случайностями, равно как и эффектами света и теней, составлять свою картину».
В популярности, разрастающейся славе Айвазовского, быстроте, с которой возникали все новые картины, таилась большая опасность — стать просто модным художником. В письме к родным из Рима Александр Иванов писал: «Айвазовский человек с талантом. Воду никто так хорошо здесь не пишет. Айвазовский... занимается исключительно морскими видами, и так как в этом роде нет здесь художников, то его заславили и захвалили».
В поисках новой темы Иван Константинович обращается к библейской теме и создает большую композицию «Хаос». За основу идеи картины берет слова из книги Бытия: «Земля же была безводна и пуста и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Картина привлекала внимание Папы Григория XIV, и он приобрел ее для Ватикана. Гоголь с веселой шуткой поздравил Айвазовского: «Исполать тебе, Ваня! Пришел ты, маленький человек с берегов Невы в Рим и сразу поднял Хаос в Ватикане».
Далее Айвазовский посещает многие европейские страны с выставками, и везде ему сопутствует успех. Парижские газеты писали, что при таком успехе, который имеет русский живописец в Европе, вряд ли он захочет вернуться в Россию. К 27 годам он стал членом Петербургской, Римской и Амстердамской Академий художеств.
Но именно эта слава подстегнула Ивана Константиновича поспешить домой.
Художник Главного морского штаба
В середине лета 1844 года завершилось четырехлетнее пребывание Айвазовского в Европе. Он вернулся на родину, увенчанный признанием, европейской славой. Друзья художника с радостью отмечали его возвращение. Академия художеств в сентябре удостоила своего бывшего ученика званием академика, а через несколько дней последовало распоряжение Министерства Императорского двора о причислении его к этому ведомству со званием живописца Главного Морского штаба «с правом носить мундир Морского Министерства и с тем, чтобы звание сие считалось почетным без производства денежного содержания».
В истории отечественного искусства подобное причисление художника к высшему Морскому ведомству было первым. Оно свидетельствовало как о признании исключительных заслуг молодого живописца в изображении событий, связанных с военно-морской историей, так и о большой заинтересованности в том, чтобы художник и в дальнейшем искусством своим прославлял историю российского флота. В этом интересы художника и Морского Министерства совпадали.
Впервые 19-летним юношей Айвазовский был официально прикомандирован в качестве художника на корабли Балтийского флота в 1836 году. Великий князь Константин Николаевич, тогда еще ребенок, а в будущем генерал-адмирал русского флота, со своим наставником адмиралом Ф. П. Литке совершал плавание на военных кораблях по Финскому заливу и Балтийскому морю. В этом первом плавании Айвазовский узнал уклад жизни на боевых судах и в деталях познакомился с конструкцией парусных кораблей, со всей системой их управления.
Несколько лет спустя, в 1845 году, вновь с адмиралом Литке Айвазовский отправился в плавание, но уже в южные моря, к берегам Турции, Малой Азии, к островам Греческого архипелага. Экспедиция посетила Смирну, Синоп, развалины Трои. Во время плавания Айвазовский не брался за кисти, но не выпускал из рук карандаша, заполняя рисунками сотни альбомных листов.
Когда в 1839 году в Крыму представилась возможность вместе с 15 судами под управлением контр-адмирала Корнилова быть участником военных маневров у берегов Кавказа, Айвазовский с юношеским нетерпением ждал отплытия кораблей из Феодосийской бухты. «Вот уже пароходы и флот стоят перед моими глазами для принятия войск, послезавтра надеюсь увидеть то, чего не видел и может быть никогда в жизни моей не увижу». Благодаря участию в походе, он познакомился и сблизился с великими русскими флотоводцами М. П. Лазаревым, В. А. Корниловым, П. С. Нахимовым. Дружба с ними продолжалась десятки лет. О многих из их подвигов он рассказал в своих картинах.
Став художником Главного Морского штаба, Айвазовский получил первый официальный заказ — исполнить виды Кронштадта, Ревеля, Петербурга со стороны моря, крепостей Свеаборг и Гангут. Подобные заказы на исполнение видов приморских городов и российских портов Айвазовский получал неоднократно. В серию таких картин входили и виды Севастополя, Одессы, Николаева, Керчи.
С особым удовольствием он писал Севастопольский рейд с красавцами-кораблями, торжественно входящими в бухту. Изображая Одессу со стороны моря, художник написал её освещённой лунным светом, и картина наполнилась поэтическим настроением.
Когда же Айвазовский начал писать серию картин из истории великих морских сражений российского флота, начиная с баталий Петра, то фантазия художника, мастерство живописца соединились с совершенным знанием истории сражений и с точностью воспроизведения на холсте всех особенностей корабельной оснастки и «поведения» кораблей во время боя. С высоким мастерством и чутьем Айвазовский реконструировал морские баталии XVIII века: Гангутское сражение, знаменитый бой в Хиосском проливе и сражение при Чесме, состоявшееся в июне 1770 года. Победа при Чесме — одна из самых славных страниц истории российского флота времен русско-турецкой войны 1768—1774 годов. Адмирал Г. А. Спиридов доносил: «Флот остановили, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили, превратили в пепел».
Среди морских баталий есть у Айвазовского картина, решенная для этого жанра совершенно необычно. Бриг «Меркурий» после победы над двумя турецкими судами встречается с русской эскадрой. Художник воспроизвел события русско-турецкой войны 1828—1829 гг. Он изобразил не сам бой, а момент, когда израненный, с пробитыми парусами, не сдавшийся российский корабль, вынудивший неприятелей отступить, идет навстречу русской эскадре. В таком решении батального эпизода передана высокая поэзия не показного героизма и воинского мужества.
Прямая причастность Айвазовского к судьбам российского флота особенно ярко проявилась во время Крымской войны. Не по долгу службы, а по зову сердца художник несколько раз ездил в сражавшийся, а затем осажденный Севастополь. Написав картины о «севастопольской страде», он привез их в осажденный город и открыл выставку, которая много способствовала поднятию боевого духа солдат, сражавшихся на бастионах. Один из защитников Севастополя, мичман Иванов, писал родным из осажденного города: «Сегодня второй день, как Айвазовский открыл выставку своих картин... Перед этими картинами постоянно куча народа, в особенности из офицеров. Первая картина представляет начало Синопского сражения. Картина чрезвычайно верно сделана — это сказал Нахимов, герой Синопа». Молодой офицер, писавший это письмо, погиб, защищая Севастополь.
Также погибли при обороне города старые добрые друзья художника — адмиралы Корнилов и Нахимов, а российские парусные корабли, отслужив свою славную службу, погрузились во влажную могилу Корабельной бухты, преградив флоту неприятеля вход на рейд Севастополя. Тысячи матросов остались на окровавленной севастопольской земле. Картина «Осада Севастополя», как огромная панорама, включает в себя все пространство осажденного города.
Память и боль об этих утратах никогда не покидала художника. На склоне жизни, в 1893 году, он написал картину «Малахов курган» и на обороте ее сделал надпись: «Место, где смертельно был ранен Корнилов». Годом раньше создал полотно-воспоминание «Корабль «Мария» во время шторма». Это был флагманский корабль адмирала Нахимова, на котором он командовал Синопским сражением.
События русско-турецкой войны 1877—1878 годов также не миновали Айвазовского. В его мастерской вновь возникали картины о сражениях русского и турецкого флотов, воспроизводившие живописную хронику событий. Одна из них изображала уже не парусный корабль, а пароход «Великий князь Константин» на Сухумском рейде во время минной атаки». Командовал кораблем молодой капитан С. О.Макаров. Военные действия на море подошли вплотную к Феодосии, и художник с семьей вынужден был уехать из города. Его феодосийский дом, как солдат, получил настоящее ранение: были разрушены фасад и часть гостиной.
После окончания Балканской войны Айвазовский редко обращался к батальному жанру. На смену парусным кораблям, которые воображением художника воспринимались как неотъемлемая и прекрасная часть морской стихии, пришел броненосный флот, обитый металлом, с дымящими пароходными трубами. На картинах же Айвазовского по-прежнему сливались воедино с морем гордые и прекрасные парусники. Не батальная, но также посвященная славной истории российского флота картина «Ледяные горы» исполнена в память о русской экспедиции к берегам Антарктиды 1819—1820 годов. Два парусных шлюпа «Восток» и «Мирный» совершили беспримерный по трудности переход к берегам ледяного континента, подтвердив его существование. Об этой экспедиции Айвазовский слышал от адмирала М.П.Лазарева, с которым его связывала многолетняя дружба.
Дружба Айвазовского с российским ВМФ не прерывалась всю жизнь художника. Моряки платили ему ответной любовью. Не раз он принимал участие в самых разных плаваниях. Специально для него в мирное время с корабельных пушек стреляли ядрами, чтобы художник мог наблюдать, как рикошетом они летят по глади моря. Отмечая в Феодосии в 1846 году десятилетие своего творчества, Айвазовский в качестве дара к юбилею принял визит неожиданно пришедших в Феодосию кораблей. Во главе флотилии шел флагманский корабль российского флота «Двенадцать апостолов», руководимый адмиралом Корниловым. Корабли салютовали художнику Главного Морского штаба.
И. К. Айвазовский: «Счастье улыбнулось мне!»
В расцвете своей славы Айвазовский неожиданно для окружающих принял решение оставить Петербург и навсегда поселиться в родной Феодосии. После завершения осенью 1845 года плавания с адмиралом Литке он обратился в Главный Морской штаб и Академию художеств с просьбой продлить ему пребывание в Крыму для окончания начатых картин с видами черноморских портов, а также сюжетов из путешествия к берегам Малой Азии и Турции. У художника созрел план о строительстве дома и мастерской с тем, чтобы основным местом его жизни оставалась Феодосия.
Для Айвазовского не было земли лучшей, чем его родные края, хотя природа Феодосии в сравнении с роскошными пейзажами Южного Крыма скупа и сурова. Он любил Италию; ему нравилась Испания с ее жгучим солнцем; он с особым чувством не однажды бывал в Греции, мужественному народу которой он посвятил не одну картину; пересекал Атлантический океан; объездил всю Россию, путешествовал по Волге, жил в Харькове, но домом своим считал Феодосию. «Мой адрес — всегда в Феодосии», — сообщал он в письме Павлу Михайловичу Третьякову.
Наибольшее количество пейзажей в богатейшем творческом наследии художника связано с изображением Черного моря и крымской природы... Каждый год, а иногда и несколько раз в течение года художник уезжал в Петербург, Москву или за границу, но как всякий путешественник, непременно возвращался домой. «Это чувство или привычка — моя вторая натура. Зиму я охотно провожу в Петербурге, но чуть повеет весной, меня тянет в Крым, к Черному морю», — признавался Айвазовский.
Дом художник начал строить на окраине Феодосии, на пустынном в ту пору берегу, у самого моря. Айвазовский задался целью сделать дом не только удобным для жизни и работы, но намеревался устроить в нем и художественную школу «по части живописи морских видов, пейзажей и народных сцен». К 1848 году дом и рабочая мастерская были построены, а в 1865 году художник открыл и задуманную им школу, она стала называться «Общая мастерская».
В новый дом весной 1848 года Айвазовский привез молодую жену Юлию Яковлевну Гревс, англичанку по происхождению, дочь петербургского врача. Она была юна, красива и широко образована. Художник увидел ее в одном из богатых петербургских домов, где она служила гувернанткой. Одному из своих друзей он писал: «Теперь я спешу сказать Вам о моем счастье. Правда, я женился как истинный артист, то есть влюбился как никогда. В две недели было все кончено. Теперь после восьми месяцев говорю Вам, что я так счастлив, что я не воображал половину этого счастья. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так как я женился».
1840—1860 годы были самой счастливой жизненной и творческой порой Айвазовского. В 1850 году он показал в Петербурге самую знаменитую свою картину «Девятый вал». Он первым из русских художников стал изображать степные пейзажи, которые напоминали ему безбрежные морские просторы. Позже художник следующего поколения Архип Куинджи, начинавший учиться у Айвазовского, в своем творчестве по-своему раскроет неповторимую красоту степного пространства.
Ни один другой художник не мог сравниться с Айвазовским в просветительской деятельности. В течение жизни им было устроено более 120 персональных выставок, все они носили благотворительный характер. Сборы от выставок шли в помощь нуждающимся студентам, на создание библиотек, вдовам художников, инвалидам войны.
Натура Айвазовского, его характер искали общественного приложения и деятельного претворения в жизнь задуманных дел. Обосновавшись в Феодосии, он приступил к давно намеченным археологическим раскопкам в окрестностях города. В течение весны-лета 1853 года Айвазовский раскрыл пять курганов. Он сообщал в Петербург о результатах находок и писал, что в четырех курганах, к сожалению, ничего не обнаружено, а в пятом найдены «золотая женская головка, самой изящной работы, и несколько золотых украшений, а также куски прекрасной этрусской вазы. Эта находка дает надежду, что древняя Феодосия была на этом же месте. Я в восхищении от Феодосии!». Художник отправил драгоценные находки в Петербург, и ныне они находятся в коллекции Государственного Эрмитажа. А в 1871 году в высокой части города, на горе Митридат, Айвазовский построил археологический музей, своим обликом напоминающий античные храмы. Его стараниями музей пополнялся древностями, найденными в окрестностях Феодосии или привезенными художником из многочисленных путешествий.
В жизни родного города Айвазовский принимал самое деятельное участие. Его интересовало, например, где и как строятся новые дома, и ему небезразлично было, какой архитектурный облик приобретет Феодосия. Он стремился к тому, чтобы всякое затеваемое им дело, приносило пользу городу и горожанам.
Феодосия страдала отсутствием питьевой воды, жители собирали ее по каплям в городских фонтанах. Художник составил дарственную и обратился к городским властям: «Не будучи в сипах далее оставаться свидетелем страшного бедствия, которое из года в год испытывает от безводья население города, я дарю ему 50 000 ведер в сутки чистой воды из принадлежащего мне Субашинского источника», Это был щедрый и великодушный дар. В знак благодарности горожане возвели в центре города фонтан-памятник, одним из украшений которого стала бронзовая палитра, увитая лаврами с надписью «Доброму гению», На средства Айвазовского были поставлены еще два фонтана, один из которых он посвятил памяти градоначальника Феодосии А. И. Казначеева.
Благодаря стараниям Айвазовского и его настойчивости, был расширен и благоустроен феодосийский порт, что дало работу многим жителям, а также проведена железная дорога в Феодосии.
Но наибольшей его заботой была художественная жизнь города. Стараниями Айвазовского был создан археологический музей, открыта библиотека, построен концертный зал в центре Феодосии и, наконец, в 1880 году при его доме открылась картинная галерея, которую он завещал родному городу со всеми находящимися там на день его кончины картинами.
Айвазовский был общителен и гостеприимен. В его доме, открытом для всех, не только обсуждались городские дела, но и рождались новые идеи по улучшению жизни феодосийцев. При жизни Айвазовского дом был художественным и духовным центром не только Феодосии, но всего Южного Крыма. Гостями Айвазовского были многие известные деятели русского искусства. К нему приезжали Иван Шишкин, Илья Репин, Николай Дубовский, Архип Куинджи, здесь его посетил и основатель Третьяковской галереи Павел Третьяков. На сцене, специально устроенной в выставочной зале галереи, выступали выдающиеся музыканты: Антон Рубинштейн, Генрик Венявский, Александр Спендиаров, артист малого театра Константин Варламов и многие другие.
Феодосийцы считали Айвазовского душой города, своим добрым гением. В знак безграничного уважения к его личности и деятельности, «в уважение особых заслуг, оказанных им городу», Феодосия признала его своим Почетным гражданином.
Семидесятые годы для Айвазовского — время размышлений, духовной зрелости, осмысления творчества и жизни. Самые глубокие и серьезные по своим живописным задачам холсты созданы именно в эти десятилетия. Один из проницательных критиков художника Иван Крамской писал: «Никто не может сказать, чем может разрешиться в будущем И. К. Айвазовский. Одно время, лет 10 назад, казалось, что талант его исписался, иссяк, и что он только повторяет себя, но в последнее время он делает опять доказательства своей огромной живучести».
Его привлекали библейские и евангельские темы, заключающие в себе общечеловеческий смысл. Возникли циклы картин «Хождение по водам», «Христос на берегу Галилейского озера», «Переход евреев через Черное море», «Сотворение мира». Его волновали события космического характера, грандиозные земные катаклизмы. Вслед за Карлом Брюлловым он написал «Извержение Везувия», «От штиля к урагану».
В уважение к его заслугам флорентийская Академия художеств, признав его в 1876 году своим членом, заказала Айвазовскому автопортрет для галереи Уффици, где размещаются автопортреты самых выдающихся мастеров живописи.
27 сентября 1887 года Россия отмечала пятидесятилетие творческой деятельности выдающегося живописца, «торжества и самые чествования художника носили грандиозный, почти небывалый еще у нас в России характер», — свидетельствовал один из современников. К юбилейному дню Айвазовский открыл в античной галерее Академии художеств, где проходило чествование, выставку вновь написанных картин. «Продолжайте наделять отечественное искусство прекрасными плодами своего творчества на гордость Академии, на славу России», — напутствовали Айвазовского его собратья по искусству.
Он был не молод, но также как и в молодые годы продолжал неустанно трудиться. Без творчества, ежедневной работы он не мыслил жизни. Отвечая своему биографу Н. Н. Кузьмину, он писал за полгода до смерти: «На ваш вопрос, какие картины я считаю лучшими, я ответить не могу, положительно в каждой есть что-нибудь удачное. Между всеми моими произведениями, которых, вероятно, в свете до 6000, я не могу выбрать. Вполне они меня не удовлетворяют. И теперь поэтому продолжаю я писать. Я стараюсь, по возможности, исправить прежние недостатки... Благодаря Богу, я чувствую себя здоровым и нисколько не ослабевшим к искусству. Доказательство тому — нынешнее лето — я не помню, чтобы в продолжение 60-летней деятельности я так много бы писал. О достоинстве их я не скажу, но что их писал с большой страстью — это верно». С такой же страстью он работал и в последний день своей жизни: 19 апреля 1900 года на мольберте стоял холст с начатой картиной «Гибель корабля» — она осталась незаконченной.
С художником прощался весь город. Дорога к церкви Святого Сергия была усыпана цветами. Последние почести своему художнику отдавал военный гарнизон Феодосии.
На склоне лет, словно подводя итог своей жизни, Айвазовский сказал собеседнику: «Счастье улыбнулось мне». Его большая жизнь, охватившая почти весь XIX век, от его начала до самого конца, была прожита спокойно и достойно. В ней не было бурь и катаклизмов, столь частых на картинах мастера. Он ни разу не усомнился в правильности избранного пути и до конца столетия донес заветы романтического искусства, с которого начинался его творческий путь, стремясь сочетать повышенную эмоциональность с реалистическим изображением природы, особенно моря — бывшего всю жизнь для Айвазовского самым высоким мерилом творчества. О самом же художнике можно также сказать словами любимого им А. С. Пушкина: «Он был, о море, твой певец».
P.S. Выражаем благодарность Луизе Сергеевне Протопоповой за предоставленные материалы
Подготовила Ольга СПЕШИЛОВА
по книге «Иван Айвазовский», Москва, 2006
|
|
|
|
