Ф. А. Тимофеевский

Краткий исторический очерк двухсотлетия города Кронштадта
 

II.

События предшествовавшие основанию Кронштадта:
 
Пётр на Олонецкой верфи. — Фрегат «Штандарт». — Первая поездка Петра на Котлин. —
Основание Кроншлота.

        (Настоящая глава заимствована из «Русской Морской Истории» Ф. Ф. Веселаго, часть I-я и из «Истории Царствования Петра Великаго», Н. Устрялова, том IV, часть 1.)
 
 
      Торопясь сооружением флота Государь в Июле месяце 1703 г. прибыл на Олонецкую верфь, где в продолжение шести недель работал с обыкновенною своею энергиею. С 1 Августа начался спуск судов. 29 Августа был спущен 28-и пушечный фрегат «Штандарт» и на нем 8 Сентября, Пётр, в звании командира, перешел на Ладожское озеро, в сопровождении семи вновь построенных судов и привел их в Шлиссельбург. Название Штандартъ имело особенное значение, указывающее на приобретение нового моря. До сих пор двуглавый орел, изображаемый на царском флаг-штандарте, имел в клювах и когтях карты трех принадлежащих России морей; теперь же «в тот образ четвертое море присовокуплено»¹⁾.
      В начале октября Пётр испытывал на Ладожском озере морские качества фрегата „Штандарт". В это время он получил от Меньшикова следующее письмо: „Мой господин Капитан, здравствуй! Зело милость вашу мы здесь ожидаем; нам стало скучно, потому что было солнце, а ныне вместо его дожди и великие ветры; и для того непрестанно ждем вас: когда изволите приехать, то чаем, что паки будет вёдро. Не ведаем для чего так замешкались; нам кажется, мочно быть, потому что ветер способный. Разве, затем медление чинится, что ренскаго у вас, ведаем, есть бочек с десять и больше; также и секу не без довольства; и потому мним, что бочки изспраздня, хотите сюда приехать, или которые из них разсохлись, замачиваете и размачиваете. О сём сожалеем, что нас при том не случилось.
      «При сем доношу вашей милости, что господин вице-адмирал Нуморс, который перед устьем стоял, виват октября 1-й отдав, не безпечально о том, что за противным ветром больше кораблей в устье не ввел, и так отъехал. За сим здравие милости вашей Господу всемогущему в сохранение предаю.

Александр Меньшиков».            

      Получив столь радостное известие, Пётр немедленно отправился в Петербург, где узнал, что шведская эскадра удалилась на зимовку к Выборгу; наступили уже морозы, и на Неве показался лед. Пересев на гальот, и взяв с собою яхту, Царь вышел, наконец, в заветное море, составлявшее предмет его давних и самых пылких желаний. Если вспомнить с каким постоянным упорством стремился Царь к приобретению для России свободного морского сообщения с образованною Европою, как щедро тратил он на это небогатые средства государства, сколько внес в делю собственной энергии и непосредственных личных трудов умственных и даже физических, то можно понять с каким торжеством и надеждою он смотрел впервые на освобожденные от неприятеля Невские устья. Наш родной поэт в немногих словах превосходно очертил подобное положение великого Царя:

      «На берегу пустынных волн,
      Стоял Он, дум великих полн
      И вдаль глядел» …

      И глядел он не столько в даль открывавшегося перед ним водного пространства, сколько вдаль времени. Окидывая своим орлиным, практическим взглядом пустынные берега и измеряя, как опытный моряк, глубину фарватера, он умственными очами проникал в даль веков, и на этих бедных берегах, потерявших, при наступающей зиме, и ту небольшую долю красоты, которую они имеют летом, Пётр видел в будущем цветущие населенные города и на пустынных водах, по которым пробиралась его маленькая эскадра, — тысячи кораблей под флагами всех наций. В его воображении, в устьях Невы, уже создавался во всей серьезной красоте великий русский торговый город С.-Петербург, затмевающий Амстердам и Лондон обширностью своей торговли и количеством своих торговых кораблей. Одним словом, он видел то, чего еще Россия в праве ожидать от Петербурга, поставленного Петром на одном из выгоднейших в мире торговых пунктов²⁾.
      Народная легенда местных жителей — финнов, с удивительным поэтическим тактом отнеслась к чудесному созданию Петербурга, который с легкой руки Петра рос не по дням, а по часам. Много людей, говорит легенда, в старые годы принимались строить здесь город; но это им не удавалось, потому что топкое болото поглощало строение. Наконец, явился сюда и начал работу русский богатырь-волшебник: построил один дом — поглотила трясина, построил другой, третий — тоже самое. Рассердился богатырь и придумал хитрое, небывалое дело: взял он и сковал на руках вдруг целый город и поставил на болото, которое уже не могло поглотить его и держит до сих пор. Этот волшебный город, в воображении богатыря Петра, должен был достраиваться в то время, когда он на своем гальоте в первый раз подходил к острову Котлину. Сделав около него промер, царь увидел, что именно здесь находятся ворота ко входу в Неву и что для больших судов единственный возможный путь — есть глубокий пролив между южным берегом Котлина и близлежащею мелью. Это, по-видимому маловажное, открытие представляет один из бесчисленных примеров гениальной логики царя Петра и чрезвычайную его проницательность, позволявшую с первого взгляда углубляться в самую сущность дел. В продолжение многих веков близ Котлина проходили тысячи кораблей и берега Невы служили предметом упорной борьбы между враждовавшими соседями, однако же до Петра никто не мог оценить важного значения Котлина. Никто не догадывался, что этот самый остров и отмели, идущие от северного и южного берегов материка, защищают от больших неприятельских судов всю часть моря, лежащую к востоку от Котлина и таким образом, в случае укрепления пролива, задерживают пришедшего с моря неприятеля, в 30 верстах от устьев Невы.
      В то время остров Котлин был покрыт густым сосновым лесом, некоторые остатки которого видны до сих пор на кладбище. Но кроме этих несомненных исторических данных, в Кронштадте сохранилось предание, будто бы при заняли острова, в лесу, недалеко от берега, был найден котел, вероятно оставленный матросами с эскадры вице-адмирала Нуммерса, которые, несомненно, посещали остров Ретусари, во время блокады устьев Невы. Этот найденный котел, как говорит предание, и был причиною переименования острова в Котлин; наименование, оставшееся до сих пор и послужившее в свою очередь темою для составления герба города Кронштадта, на котором, как известно, изображены котел и маяк.
      Великий Преобразователь России и Основатель русского флота сразу оценил громадное стратегическое значение острова Котлина. Сделав промер между островом и мелью, идущей от него к югу, Пётр увидел, что именно в этом месте следует построить крепость.
      Сделав сам модель крепости, Пётр производство постройки её поручил Меньшикову. Едва только окреп на море лед, как поспешили приступить к постройке крепости и к исходу 1704 года, подле Котлина на отмели возвышалась уже деревянная трехъярусная башня, с земляными насыпями; фундаментом для её стен служили опущенные в воду деревянные срубы, наполненные камнями. Новую крепость вооружили 14 орудиями и кроме того, для лучшей защиты прохода, на самом Котлине построили батарею в 60 орудий.
      Освящение новой крепости, названной Кроншлотом, происходило в присутствии Государя и сопровождалось трехдневным торжеством. Коменданту Кроншлота дана инструкция, которою предписывались меры осторожности при встрече приходящих с моря кораблей: в ней же содержались указания, как действовать против неприятеля. Начальные слова инструкции: «Содержать сию ситадель, с Божиею помощью, аще случится, хотя до последнего человека», показывают какое важное значение придавал царь Кроншлоту. И этот завет был свято исполнен как при жизни Петра, так и при его приемниках. Шведы, заметив свою оплошность, пытались было в 1705 году завладеть островом Котлином, но их попытка не увенчалась успехом и эскадра адмирала Анкерштерна принуждена была отретироваться перед судами адмирала Крюйса и батареями Кроншлота и св. Иоанна (где теперь Цитадельская пристань), а высаженные шведские войска были сброшены в море храбрыми солдатами полковника Толбухина.